Владимир Сенчихин - Первое правило дуэли

давнишний школьный приятель, ставший инвалидом аккурат перед окончанием школы. Известие о том, что ему отрезали правую ногу ниже колена, потрясло весь класс. Что значит перебежать дорогу не в том месте и не в то время. Доля секунды – и ты колченогий. Причем на всю жизнь.

Костя явился спозаранку, устыдил:

– Здоровенный бугай, а дурью маешься. Я работу нашел, как раз по тебе – минимум мозгов и максимум трудотерапии.

Ясный пень, Костя явился не по собственной инициативе. Их мамы, когда сыновья учились в школе, часто перезванивались, делясь впечатлениями об учебе отпрысков. Вели негласно-перекрестное наблюдение. Вначале Семен обиделся на Костю, еще один работодатель выискался, если бы не стал инвалидом, наверняка и сам бы после дембеля куролесил.

Проводив приятеля, Семен по-барски возлег на кровать, подложив обе руки под голову, предался тягостным размышлениям. Чем заняться? Вспомнив проклятую медкомиссию в военкомате, скрипнул зубами. Семен не помышлял о том, чтобы уклониться от армейской тяготы. К патриотам себя не причислял, шершавые и обезличенные словеса о гражданском долге вызывали противление, от них за версту несло казенным духом. Разница между мужиком и бабой не в том, что один в штанах, а другая в юбке. Когда в сорок первом фашисты поперли на восток, сотни тысяч советских мужчин пошли на фронт добровольцами, а старшеклассники даже приписывали себе возраст. А могли бы отсидеться за бабьими подолами. А чем он хуже? Тем более что посылать его на амбразуру дота со связкой гранат в руках никто не собирается. Однако служить ему хотелось не абы где, а желательно в десантных войсках или на флоте. Какая разница, в какую полоску тельник? Обе формы залихватские, вернется домой – девчонки обомлеют. Да и вряд ли кто-то из призывников, проходящих медкомиссию вместе с ним, выдул бы из аппарата, измеряющего объем легких, семь с половиной литров. У бабульки, ответственной за спирометр, глаза чуть из орбит не выпорхнули.

И на тебе. В комиссию затесался шибко грамотный окулист, да еще и правдолюб, что ни в какие ворота не лезло. Заподозрил у Сапожникова конъюнктивит. И хотя Семен доказывал, что глаза у него всегда краснеют от тополиного пуха, упертый долдон ему не поверил. Семену и в голову не приходило, что его не возьмут даже в пехоту, а запузырят в военно-строительный отряд, а по-простому – в стройбат. Сапожников несколько дней пребывал в прострации. Формулировка «годен к нестроевой службе» ввела его в ступор. В ней просматривалась нелогичность, не имеющая разумного объяснения. Армия – не сброд калек и немощных, ей нужны здоровяки, а не астматики. Если разобраться, военкомат мог бы поступить с ним по-честному: сначала вылечить, а потом отправить куда угодно, хоть к черту на рога, но только не в стройбат. Сапожников не понимал, какой идиот придумал систему военных строителей, но позднее пришел к мысли, что ее создатели слабоумием не страдали: подневольные солдаты, конечно, хуже гражданских шабашников, но зато в приказном порядке вполне могут их заменить, сработают, конечно, тяп-ляп, зато быстро и в любую погоду.

Путь новобранца в армию проторен и укатан: либо курс молодого бойца, либо учебная часть. Сапожников окончил среднюю школу, где одновременно с аттестатом зрелости ему вручили водительские права, и до призыва покрутил баранку в городской коммунальной службе. До начала холодов – на подметально-уборочном грузовике: пылесос на колесах. Зимой его пересадили на дряхлый ЗИЛ: на дне конусообразного металлического кузова находился транспортер, подающий песок на вертушку. За всю зиму он всего три раза выезжал на маршрут. Оглушенный тем, что и десант, и морской флот ему не светят, новость о направлении в учебную часть, Сапожников воспринял с тупым равнодушием. Он не догадывался, что судьба вручила ему роковой лотерейный билет.

Учебка напоминала ПТУ, совмещенное с немилосердной муштрой, не вызвавшей у Семена озлобления. Сорок пять секунд на подъем? Если будешь дольше облачаться, считай, что ты труп, боеголовка ракеты разнесет казарму на клочки. Не умеешь наматывать портянки? Таскать обезноженного бойца на себе никто не будет. Шагистика, несмотря на ее кажущуюся бессмысленность, укрепляет не только ноги, но и весь скелет, а белые подворотнички нужно стирать и пришивать не для красоты, а чтобы от пота и грязи не завелись вши. Насчет нужности политзанятий он шибко сомневался, от лекций о внеочередных задачах партии и правительства на фоне международного положения СССР солдатики впадали в анабиоз, но где еще можно так сладко покемарить, если научился это делать с открытыми глазами?

В военно-строительный отряд Семен попал в конце ноября – с лычками ефрейтора и удостоверением машиниста автокрана. Подмораживало, тяжелые, иссиня-черные, беременные снегом тучи, казалось, собирались спуститься ниже, но почему-то берегли каждую снежинку. Стройбат базировался на окраине города Кропоткин на Кубани. Внешне напоминал обычную воинскую часть: залитый непробиваемым бетоном плац, на котором тысячи каблуков кирзовых сапог не оставили видимых следов, две одноэтажные казармы из красного кирпича, столовка, пекарня, баня и клуб, медсанчасть и кочегарка. Не понравилось и насторожило, что сержанты сплошь из Украины, а рядовой контингент преимущественно не славянский, в основном выходцы из Средней Азии и Закавказья.

В первую же ночь Семен свалился с кровати второго яруса. Спросонья ему показалось, что неловко перевернулся во сне, но пьяный хохот, ворвавшийся в мозг с колючей враждебностью, разделил его армейскую житуху на две половинки: первая бесследно сгинула в прошлом, а начало второй он запомнил надолго. Его выволокли за руки в проход между кроватями. В казарме почему-то горел свет. Подняв голову, Семен разглядел разнокалиберных солдат, столпившихся вокруг него, с глумливыми рожами, в расстегнутых куртках, без ремней, но зато в сапогах, источающих ядреный душок гуталина, который дополняла острая вонь, исходившая от их тел, разгоряченных алкоголем.

– Ну, шо, салага, в трусы наложил?

В закоперщики, как понял Сапожников, записался старший сержант, родившийся где-то между Одессой и Краснодаром, в его крови смешались русские, украинцы и евреи. Рыхлый, курчавые черные волосы, узкие плечи и бабий зад. Из-под распахнутой гимнастерки выглядывали подозрительно крупные грудки, вокруг которых змеились золотистые волоски.

Семен нехотя поднялся и тут же сложился пополам от пинка под дых. Еще один удар, на этот раз в лоб, свалил его на пол. Скукожившись, он невольно пустил слезу. В учебке Сапожников навидался всякого, пендели и мат вначале сыпались на него едва ли не каждый день, но его не принимали за безмозглого таракана. А эти худосочные уроды, собравшись в стаю, строят из себя племенных быков, хотя каждого из них поодиночке Семен легко бы измочалил. Боль в животе притихла, взгляд уперся в табурет. Вытянув руку, Семен схватил его за ножку, вскочил и хрястнул им старшего сержанта по голове. Не дожидаясь, пока опешившие инородцы набросятся на него скопом, рванул из казармы, но возле дневального поскользнулся и растянулся на полу.