Федор Шилов - Таймер

– А в детстве, что ли, пацаны не замечали, что этажа нет? – я решил, наконец, присоединиться к уборке и двумя пальцами полоскал тряпку в грязной воде.

– Я про этаж поздно узнал, а в детстве на ребят злился: чего, говорю, вы за мной не зашли? Заходили, отвечают, квартиры твоей на месте не было, мы и ушли без тебя. Кто в такие отговорки поверит? Ты бы поверил?

– Не думаю.

– Вот и я не верил. Так, что мы ещё не сделали?

Миша огляделся.

– Воду хоть бы сменил,– он укоризненно покачал головой.

– А этаж её с собой не забрал?

– Воду? Нет, он жалостливый, этаж, от обезвоживания помереть нам не даёт. От скуки – это да, это можно. Телевизор и Интернет не работают, сотовая связь пропадает. А книжку при свечах почитать можно. Романтика. Опа!

Он вдруг нагнулся и уставился под батарею.

– Баночка пива закатилась. Будешь?

– Буду,– согласился я.

– Ну давай, как вещички твои в стиралке, за дверцей заблокированной пополощемся,– ни к селу ни к городу изрёк он, с шипением открывая жестянку с пивом. Без пены. Пенная вечеринка была вчера.

Он продолжал уже под пиво. Мы передавали банку, не брезгуя друг другом, словно были знакомы сто лет.

– Если бы меня попросили нарисовать портрет самой Жизни, я бы себя нарисовал. Мне кажется, Жизнь она как раз такая, как я.

– Смотря чья,– возразил я.

– Да ничья. Вообще – Жизнь. Как она есть. Как задумывалась. Я и улыбаюсь не потому, что жить люблю, а потому что я и есть – Жизнь. Улыбаюсь, когда хочу и грущу, когда хочу. Но грущу я редко.

– Ты мне лучше про людей расскажи. Что это за гости у тебя?

– Разные гости. Я теперь их и не знаю никого. Раньше всё институтские захаживали, а после смерти бабки – сплошь незнакомцы. А мне и с ними хорошо. Бабкин закон из уст в уста передался: в комнату – теперь уже мою – не лезть. Никто и не лезет. Иногда, бывает, заглянут, выпить предложат. Хочу – присоединюсь, не хочу – отсиживаюсь в одиночестве. Похавать к ним выхожу, своих денег у меня не водится. Девчонки заглядывают,– он изобразил соответствующий недвузначный жест согнутыми в локтях руками.

– Что, прямо так и говорят: красавчик, давай потрахаемся?

– И так случается! За «красавчика» спасибо!

– К слову пришлось…

– Да понял я, расслабься.

– То есть ты нигде не работаешь?

– А зачем? Гости с собой всё приносят. Еду, напитки, одежду по дому раскидывают, а я донашиваю, если кто-то забудет. Хозтовары притаскивают. Мне не так уж много надо. Если чего-то очень хочется, стащу немного деньжат из чьей-нибудь сумочки или рюкзака, спущусь в магазин. Да, подворовываю, есть грешок,– он запил признание пивом и передал банку мне.

В свете сказанного как-то не очень верилось, что моя футболка оказалась на Мишке случайно.

– Гости мои даже не знают, что я хозяин квартиры. Думают, что меня кто-то из них же и притащил. Как на свадьбе: скажи родственникам жениха, что ты – со стороны невесты, родственникам невесты, что ты – со стороны жениха, и жри на халяву! У меня тут вроде клуба. Гости тусят. А я или с ними куролешу, или втихаря картошечки жареной на кухне наверну из общей сковороды – и доволен.

– Но ведь ты даже не знаешь, кого в дом пускаешь!

– Не знаю. И знать не хочу.

– А если тут убийца или маньяк объявится? С преступной целью или скрываться станет от правосудия?

Даже не знаю, пиво, что ли, из меня такого зануду сделало?

– А я ему что, судья? Вся наша планета – один большой дом, где кто-то что-то пересиживает и отчего-то скрывается. Вот и моя квартира – филиал планеты.

– Ты – Жизнь, квартира твоя – планета…

– Филиал,– поправил он.

– Так нельзя. Слишком уж это… вольно.

– А как можно?

– По-другому как-то…

– Э, нет, так не пойдёт. Или ты знаешь, как надо, и делишься идеей с миром, или не знаешь, но и к другим не лезешь. Только так. А «по-другому как-то» – это не ответ. Это ширма, которая позволяет тебе казаться лучше меня, например правильнее, умнее. Цену себе набиваешь.

– Да я… Просто не готов… Неожиданный у тебя образ жизни.

– Что неожиданного? Бродяга, но внутри собственной конуры. Вечный праздник. По-моему круто. На всём готовеньком.

–И неужели тебе никогда не хотелось сойтись с кем-то поближе? Подружиться? Влюбиться?

Миша покачал во рту шарик на ножке.

– Нет, Сень, не хотелось. Мне каждая история дорога, пока она не дописана: встретились, пообщались, разошлись. Никто никому ничего не должен. Без рамок, без обязательств. Говорили о чём хотели, признавались друг другу во всех смертных грехах, занимались ли сексом, как последний раз в жизни,– и всё, потом свобода, новый поиск. Мне не надо никого искать – люди сменяются сами, не надо никого догонять – это не в моих правилах, не хочу никого удерживать в своём мире, не хочу никого сюда впускать. Мир-клуб – это моё, другого мне не надо. Очень выгодные условия для обеих сторон: гости куролесят, сколько вздумается, а я за их счёт существую. Дружба для меня – это не взаимопомощь, это философия. А вернее – возможность делиться своей философией с кем-то. Вот сегодня мы делим мои идеи на двоих – и ты, мой друг, уйдёшь – дружбе конец. Так проще. Я не волнуюсь за тебя, не спешу тебе на помощь по первому зову, не даю обещаний – всё это не по мне. Одну девчонку увидел как-то,– он потряс банку (не больше глотка осталось), жестом предложил мне, я отказался. Миша закинул в себя остатки пива,– думал, всё, пропал! А она на парня своего глядит ласково, нежно. Отбить, что ли, думаю? На дуэли этого, который с ней сейчас, застрелить? Ну застрелю, а вдруг на меня она так же смотреть не станет? Разрушу чужое счастье, а своего не построю. Если дружба – это возможность поделиться своей философией, то любовь – это две идущие рядом философии. Смысл дружбы в единстве, смыл любви – в различиях. А вот две философии, ставшие единым целым,– это доверие. Так что любовь для меня, скорее, созерцание, а не обладание. Короче, не слушай меня, я наболтать могу красиво, а ни дружить, ни любить не умею.

Он вдруг загрустил. Наверное, настал один из анонсированных им редких случаев.

– Ну уж на похороны твои точно народу набежит уйма! – ляпнул я, думая, что это звучит ободряюще.

– Ты что? – Миша разулыбался.– Такие люди, как я, умирают в одиночестве. Вся эта клубящаяся толпа разбежится и не вспомнит. Будут шептаться: в квартире номер 94 труп нашли. Клуб репутацию потеряет, а может, ещё бóльшую популярность обретёт: по нынешним временам труп – отличный пиар. А что хозяин умер никто и не поймёт. Я такой же гость в собственной квартире и бомж в собственной жизни. Но именно об этом я и мечтал. Мне всё здесь нравится. И гудеть, и скрываться в своей комнате, и мелочовку по карманам тырить, и одежду с чужого плеча носить,– он оттянул ворот моей футболки, что была на нём, мол, гляди, и твою шмотку уже отжал,– и уборки делать нравится…