Лукерья Сайлер - Смерть наркомана. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?» Роман в шести томах. Второй том «Смерть наркомана» и третий том «Антон»

Три месяца назад меня лишили водительских прав, и я не смог ездить на работу, меня уволили. Машину я продал не потому, что хотел купить новую, как сказал Вам, а потому, что имел долги и не имел денег на наркотики. Сегодня у меня нет денег, работы, машины и нечем платить за квартиру. Я точно знаю, что денег у вас нет, а есть долги за мою машину, и помочь вы мне ничем не можете. Если я останусь жить, то буду вашей болью, страданием, стыдом и обузой до конца дней ваших, потому я выбрал смерть. Лучше пережить горе один раз, чем жить с ним всю жизнь. Не оставить этого письма я тоже не могу. Прошу вас, покажите его всем родственникам, особенно молодым. Все же знали меня, как неплохого парня и пусть знают, в кого я превратился, однажды не проявив волю, настойчивость, чтобы отказаться от неизвестного мне соблазна получить удовольствие, и чем мне потом пришлось за это заплатить. В Германии, так же, как и в России, эта отрава сегодня доступна всем, а соблазн огромный.

Простите меня, простите меня, если можете.

Прошу прощения, мама моя, в муках и к радости родившая меня.

Прошу я прощения у тебя, жизнь моя.

У Создателя мира и вечности прошу я прощения для себя.

И перед смертью молю его, остановить волей своею

Эту людскую беду – гибель душ на Земле гробовую.

Ибо не верю сегодня я в то, что люди сами справятся с нею.

МНОЙ!

Душа отравлена, убита —

Нет прекрасных чувств во мне.

Душа отравлена, убита

И нет мне счастья на земле.

Душа отравлена, убита,

И нет мне места на земле.

Душа отравлена, убита,

Какое горе мне.

МНОЙ, Душа отравлена, убита,

А кто поможет мне?

НИКТО.

ЕСТЬ МУЗЫКА ДЛЯ ДУШИ

И ЕСТЬ ДЛЯ ТЕХ, У КОГО ЕЁ НЕТ

О! Звуки, звуки!

Что со мной? Не слышу я сегодня

Музыки другой.

Я слышу лязг металла,

Барабанов бой,

Гудение, шипение электрогитары

С оборванной струной,

Вопль, визг, стенания и визжания кого-то,

Напоминающих людей.

О! Как классно слышу это я!

Когда Душа моя мертва!

Рая сдержала слово, данное Борису, и отдала письмо родителям в день его рожденья.

В этот день его похоронили, в этот день ему исполнилось – 20 лет.

После похорон и поминок остались самые близкие родственники. Рая прочитала письмо вслух, для всех, обливаясь слезами. Не было только Екатерины Яковлевны. После известия о смерти Бориса, Марине, матери Бориса, и Екатерине Яковлевне, бабушке, стало плохо и их обеих увезли в больницу. Марину выписали через два дня, прописав периодически успокаивающие уколы и таблетки, а у Екатерины Яковлевны врачи установили инфаркт. Состояние её было очень плохим. Бабе Эмме сообщили о смерти правнука после того, как поставили успокоительный укол. Борис вырос под присмотром и на глазах у бабы Эммы. Роберт был старшим ребёнком у Катерины, младшей была дочь Неля. Он женился ещё перед армией, даже нельзя сказать, что женился, а перед проводами, за два дня, привёл он в дом девушку, с которой дружил, и сказал: «У Марины будет ребёнок, она моя жена, пусть Марина поживёт с вами, пока я служу». Марина оказалась умной, работящей девушкой и сразу пришлась по душе в семье. Через шесть месяцев родился Борис. После службы Роберта они так и остались жить с родителями. Построили маленький домик во дворе, сначала вроде бы как для летней кухни, но потом перебрались туда жить, устроили там спальни для себя и детей, к тому времени у них уже родилась Рая, а кухня по-прежнему осталась в доме, где, в основном, готовили баба Эмма и Марина. Так вместе жили они до тех пор, пока не уехали в Германию. Борис рос послушным мальчиком, но больше всего радовал и вызывал гордость у семьи тем, что хорошо учился в школе. Он был лучшим учеником в том районном центре Рубцово, где они жили. В учёбе ему помогала бабушка Екатерина. Борис восхищал её своей усидчивостью и хорошей памятью, втайне она очень гордилась им, но никогда не хвалила его, не показывала виду, что довольна им, и только когда он получил аттестат с отличием, Екатерина Яковлевна обняла Бориса при всех в школе и прошептала ему на ухо, прослезившись: «Я горжусь тобой, дорогой мой внучек» Она была довольна им и как бабушка, и как преподаватель. После известия о смерти Бориса, Екатерина Яковлевна как бы оцепенела, застыла, долго сидела, не заплакав, не проронив ни слова, потом медленно поднялась, пошла в свою комнату, взялась за ручку двери и стала оседать на пол, схватившись за сердце. Её сразу же увезли в больницу.

Отец Бориса, Роберт, в течение нескольких дней молчал, находился в безразличном состоянии. Он не плакал, не разговаривал, уставившись в одну точку. Роберт отрешённо и безразлично отвечал на все вопросы, обращенные к нему, тремя словами: «не знаю, да, нет». И только перед тем, как опустить гроб с сыном в могилу, он встал на колени, сжал голову обеими руками и диким голосом завыл, заглушая рыдания и плач других.

Бабу Эмму привезли попрощаться с Борисом на кладбище. Она не переставала плакать, и всё причитала сквозь слёзы: «Господи! Да разве это возможно? За что ты наказал нас, Господи? Прости, если мы виноваты перед тобой, отведи от нас ещё одну беду, сохрани жизнь Катерине, возьми, Господи, мою… – говорила она тихим старческим голосом, – Господи, почему ты забрал эту молодую цветущую жизнь? Не было в нашем роду такого, чтобы кто-то, по собственной воле, покинул эту землю. Разве есть в мире, что-то страшнее, чем то, что пережили и выстрадали в войну и сразу после войны русские, немцы? И все мы в то время старались выжить. Что же происходит с людьми сейчас, почему они не ценят жизнь? Почему они с такой лёгкостью расстаются с ней и со своей душой?»

Наташа, подруга Бориса, ёще оставалась в России. Перед похоронами Рая позвонила ей, сообщила о его смерти. Заплакав, Наташа сказала, что уже год как он не отвечал ей на письма и не разу не позвонил. После разговора с ней Рая зашла в комнату Бориса. В ней никто не жил с тех пор, как Борис уехал из дома в Регенсбург.

Она села за его письменный стол, на нём лежало обычное стекло, а под ним фотографии – его и Наташи. Уезжая, Борис не забрал из своей комнаты ничего, даже их. Рая приподняла стекло, хотела вытащить крайнюю, но вместе со стеклом поднялись все фотографии.

Оказалось, они были аккуратно, незаметно приклеены к стеклу и составляли сплошное панно. Перевернув стекло обратной стороной, Рая увидела, что каждая фотография была исписана стихами, мелким почерком Бориса. Все стихи были посвящены Наташе и заканчивались одной фразой: «Я никогда не испорчу жизнь тебе». Только когда Рая прочитала его письмо к родителям, поняла смысл его стихов и этих строк.

Под стеклом лежала статья из газеты матери Станислава Штейнбрехта. Станислав умер в Германии от неизлечимой болезни с самого детства, очень молодым, в 19 лет, успев написать за свою жизнь только одно стихотворение. Над стихотворением было написано рукой Бориса: «Это обо мне, но я так написать уже никогда не смогу