Жанна Жердер - Ланцелот. Love story

– Лин, ко мне кто-нибудь заходил?

– При мне – никто, – ответила костюмерша.

– А ты давно здесь?

– Уже с полчаса.

«Значит, она уже в театре», – сердце его забилось. Он положил медвежонка на место, а открытку, поцеловав, убрал в карман и пошел в сторону женских гримуборных. Уже подойдя к двери с табличкой «Грачевская», понял, что не осмелится зайти, и направился к сцене. Он постоял немного, глядя, как рабочие выставляют декорации, от нечего делать прошел по периметру сцены, подобрал пару гнутых гвоздей, которыми прежде был приколочен половик, где-то он слышал, что это хорошая примета и снова пошел в грмерную. В коридоре он лицом к лицу столкнулся с Грачевской.

– Здравствуйте, Галина Сергеевна.

– Здравствуйте, Арсений. Как вы? Отдохнули?

– Отдохнул – соврал Арсений. Спасибо вам за мишку.

– Нашли? А почему вы решили, что это я?

– По духам. Только у вас в театре такие духи.

– Понятно. А что это вы гвозди в руках держите?

– Так примета же… На сцене нашел.

– А вы знаете, что их обязательно надо забить?

– Нет.

– Пойдемте, я вам молоток дам, и вы обязательно их забейте.

Они дошли до ее гримуборной, она вошла туда и вынесла небольшой молоточек.

– Вот, держите. Только потом обязательно отдайте.

– Спасибо. Конечно, отдам. Верну в целости и сохранности. А вы молоток в гримуборной держите специально для того, чтобы гвозди на сцене забивать?

– Ага, – как-то по-детски сказала она.

Он снова дошел до сцены и заколотил два гвоздя. Потом нашел третий и тоже заколотил.

Подойдя к двери Грачевской, он постучался и, услышав «войдите», вошел. Она сидела у зеркала в каком-то легком воздушном халатике. На мгновение ему показалось, что это фрагмент его ночных видений. Он стоял, не в силах тронуться с места, боясь неосторожным словом или жестом спугнуть это ощущение.

– Хотите кофе? – спросила его Грачевская.

Арсению даже обидно стало, что она так вот разрушила его иллюзию.

– Вашего? Без сахара?

– Ну, почему же, найдется и сахар.

– Тогда хочу.

Она подошла к какому-то мудреному аппарату, стоявшему на соседнем никем не занятом столике, поколдовала над ним, и в воздухе разлился благородный кофейный аромат.

Она протянула Арсению маленькую чашку, другую взяла себе.

– Ну, что же вы? Берите стул и садитесь, – сказала она.

Он взял стул и сел рядом с ней за ее гримировальный столик, на котором лежали разные кисточки и прочие принадлежности для грима. Там же стоял небольшой хрустальный флакончик неправильной формы. Арсений не смог прочитать французское название, но понял, что это те самые духи, которые сводят его с ума. Он молчал, боясь испортить хрупкое блаженство тишины невпопад сказанным словом. Она тоже молчала.

– Ну, вот мы с вами и добрались до премьеры… – первой нарушила молчание Грачевская.

– Мне будет очень не хватать наших репетиций… – сказал Арсений, глядя ей в глаза.

– Ну, в репетициях у вас недостатка не будет – сейчас «Чайка» начнется. Вы еще будете мечтать об отдыхе.

Арсений хотел возразить, что ему будет не хватать именно репетиций с ней, но Грачевская почувствовав это, спросила:

– Как кофе?

– Замечательный. После такого кофе не то что Эдвина – Гамлета можно сыграть.

– Нет уж, сыграйте Эдвина – так будет лучше. По крайней мере, сегодня. Идите, готовьтесь.

Уже выйдя от Грачевской, Арсений вспомнил, вдруг, что еще не распевался. Он посмотрел на часы – оставался ровно час – и побежал на вахту брать ключи от вокального класса, потом вспомнил, что не заказал места для мамы и Ларисы и побежал к администратору. Уже начали запускать публику и он, перед тем, как зайти в администраторскую, постоял и посмотрел на своих сегодняшних зрителей.

Время летело с ужасающей быстротой. Когда он сделал все необходимые приготовления к спектаклю – распелся, загримировался и оделся – на него навалилась такая усталость, что возникло желание бросить все к черту и уйти домой. Но прозвучал третий звонок, и началась увертюра. И когда, во время выходной арии Сильвы, по трансляции раздался голос помрежа: «Арсений Гайданский, срочно на сцену, ваш выход!», он побежал на встречу к Сильве, твердо зная, что сделает все, чтобы она не уехала в Париж…

В антракте к нему зашли Бескудниковы, похвалили за первый акт и пожелали удачи во втором. Подошел Кассальский и пожурил за то, что Арсений слишком вольно ведет себя во фраке:

– Ну, как же так! Во фраке и бегом! – сокрушался Павел Петрович.

– Разве нельзя? – удивился Арсений.

– Упаси Боже! А потом, где ваши перчатки?

– Забыл взять… – виновато промямлил Арсений. Он действительно перед выходом положил перчатки на столик помрежа, а потом совсем о них забыл.

– О, времена! О, нравы! – горестно воздел руки к небу Павел Петрович и рассказал о своем профессоре князе Мумушеве, который на полчаса задержал государственный экзамен, когда выпускник, исполняющий роль Бони, забыл дома перчатки. – И побежал домой за перчатками в сорокаградусный мороз! Как миленький побежал! Так что уж не забывайте перчатки, молодой человек, и во фраке не бегайте. А так молодец!

Зашел дирижер Владимир Михайлович, попросил быть повнимательнее во втором акте, так как в первом Арсений пару раз пытался вступить раньше времени. Арсений еле-еле дождался, когда схлынет толпа визитеров, и побежал к Грачевской. Дверь в гримуборную была приоткрыта, но он все же постучал перед тем, как заглянуть.

– Все нормально? – спросил он.

– Пока все нормально, – сказала она. – А что будет дальше – вскрытие покажет.

Он хотел еще что-нибудь спросить, но прозвенел второй звонок.

– С Богом! – сказала ему Грачевская. – Пусть второй акт будет еще лучше. А теперь идите, я должна одеться, чтобы успеть вас посмотреть. Да и вам пора, вы же раньше меня выходите.

У себя в гримуборной Арсений застал Витьку Пурчинского. Он был уже «под газом».

– Ну, что же! Поздравляю!

– Да рано еще…

– Да что там рано. Уже все видно – выходишь в фавор. С самой королевой играешь! Ну что, похрюкивает?

– В смысле…

– Ну, привычка у нее такая, постанывать, когда ее обнимаешь. Я ведь, брат, тоже с ней Эдвина играл, пока тебя не взяли. Мне все известно. Я честно говоря, сначала, как услышал – думал – показалось, потом думал – она ко мне не ровно дышит, а оказалось, она со всеми партнерами так. Актриса – что с нее возьмешь!

На душе у Арсения стало так гадко, как будто ему в глотку залили ведро помоев. Ему страшно захотелось залепить оплеуху по лоснящейся Витькиной физиономии, но прозвучал третий звонок. В гримуборную вбежала вездесущая Граблина в костюме Стасси:

– Пойдем скорее, тебя все ищут, боятся спектакль начинать! – Она по-хозяйски схватила его за руку и поволокла на сцену.