Волков Тим - Пятый всадник

– Мертвых не поднимаю, – мотнул головой хозяин пылающего дома.

Виктора затрясло.

«Получается, все зря? Получается, я сам привел сына на убой… и никак не могу это исправить? Да лучше бы нас всех заклевал тот стервятник, чем… вот так…»

– Скажи, лекарь, – прочистив горло, снова заговорил кузнец, – чем я могу заплатить, чтобы тварь, которая угробила моего сына, сама подохла?

Хозяин впервые с начала разговора повернулся, пристально посмотрел Виктору в глаза и сказал:

– Своей жизнью.

Виктор вздрогнул и побледнел.

* * *

– Батулин, ты меня балуешь!

– Я просто рад, что ты у меня есть золотце, – с улыбкой сказал Сергей.

С каждым днем жена выглядела все лучше и лучше. Болезнь отступала стремительно, как по волшебству. Супруга все еще редко вставала с постели, но лишь потому, что Сергей всячески ее опекал и не желал форсировать восстановление.

– Сделать тебе чаю? – предложил врач, гладя благоверную по руке.

– Ну, если тебе нетрудно…

Сергей улыбнулся.

«Не зря… все не зря… еще пара человек, и совсем все…»

Он чмокнул жену в щеку и поднялся с кровати.

– Только без сахара, помнишь? – торопливо сказал супруга.

– Помню, – хмыкнул Батулин…

…и рухнул, как подкошенный, не дойдя до середины комнаты.

Жена от неожиданности обомлела.

– Сережа? – тихо позвала она несколько секунд спустя.

Муж лежал неподвижно.

– Сережа! – испуганно вскрикнула женщина.

Вскочив с кровати, она метнулась прямиком к мужу, упала рядом с ним на колени и прислонилась ухом к его груди.

Слезы брызнули из зеленых глаз прямо на клетчатую рубашку врача, оставшись на ней темными пятнами.

Пульса не было.

* * *

Возле пылающего дома стервятник увлеченно клевал труп Тамары Семеновны. Когда с полчаса назад она, испуганно вереща: «Убил… Мишку убил, ирод…», выскочила из горящего дома, мутант сначала не поверил в свою удачу. Но Тамара Семеновна была одна и совершенно безоружна, и потому стервятник беззастенчиво обрушился на нее сверху и просто вмял в землю, убив старушку на месте.

Дверь распахнулась, и мутант, напуганный, отпрянул от трупа. Не обращая на него никакого внимания, лекарь подошел к бездыханной старушке, схватил ее за щиколотку и втащил в дом. Дверь захлопнулась, и снова воцарилась тишина.

Разочарованный, стервятник сцапал в клюв значок, который старушка по совету Батулина всегда носила у сердца, и взмыл в ночное небо, усыпанное золотой пылью звезд.

Первый раз оно дало о себе знать три столетия назад. Жуткое чудовище, поднявшееся из ада на Свет божий. Случилось это в 1648 году от рождества Христова, в местности, называемой сейчас Коннектикут, в предгорьях Аппалачей…

Человек прыгал с камня на камень, рискуя поскользнуться и сломать шею. Хриплые вздохи говорили о давно уже сбитом дыхании, которое последовало за долгим, изнурительным бегом по пересечённой местности. Это был мужчина тридцати семи лет, в потрёпанном пыльном камзоле солдата и тонких брюках с красными полосками на боковых швах. Он резко взмахивал руками, пытаясь сохранить равновесие, и часто спотыкался, но тут же вскакивал и бежал дальше. Судя по тому, как быстро он нёсся, не оглядываясь, к серым холодным скалам, поросшим колючей куманикой, можно было догадаться, от кого ему пришлось убегать.

И словно в подтверждение этой догадки, в ста ярдах позади беглеца между валунов появились индейцы. Раскрашенные по всем правилам ирокезских обычаев, они метнули беглый взгляд на преследуемого и огромными скачками кинулись за ним. По боевой раскраске, причёскам и перьям можно было узнать в них могауков, населяющих эту горную местность. Ну, а гнались индейцы за своим главным и единственным в это время врагом – конкистадором Лессингом.

Ещё недавно этот авантюрист без дела шлялся по городам и деревням Португалии, хандрил и не мог найти места. Но когда он добровольцем отправился на каравелле в Америку покорять здешние племена, судьба жестоко сыграла с ним злую шутку – Лессинг попал в плен к могаукам.

Вечером ему удалось бежать, но индейцы-следопыты без труда нашли его и стали нагонять. Только одна цель была у этих пятерых могауков – снять скальп с белого. И Лессинг знал это, поэтому ноги сами несли его прочь.

Солнце, печально взглянув на дикую погоню, поспешно исчезло за лесистой горой, сразу стало темнее и страшнее.

Конкистадор нырнул в гущу чёрных кустов и, не замечая сотен колючек в теле, обогнул скалу. Индейцы рассыпались и цепочкой вошли в заросли.

Здесь не было ни тропинок, ни полян, ни твёрдой, ровной почвы. Лессинг сморщился, почувствовав острую боль в бедре, но продолжал ломиться сквозь кусты. Вдруг в его голове, покрытой ссадинами и шишками, мелькнула мысль. И он тотчас осуществил её: взял камень и бросил его далеко, в сторону индейцев. Это помогло – могауки, заслышав стук и шорох позади себя, повернули и стали искать источник звука.

Тихо, стараясь не выдать своего присутствия, Лессинг побрёл вдоль полосы остроугольных камней и поваленных бурей деревьев.

Теперь ему нисколько не было страшно. Ночь окутала лес, горы и одинокого конкистадора, следы его затерялись в чаще куманики и нагромождениях валунов. Он неслышно крался вглубь массива.

Когда Лессинг полностью отдохнул и достаточно удалился от опушки леса, то с нетерпением начал искать место ночлега. Завтра ему предстояло очень много и долго идти, скорее всего, на юг, в обход владений могауков, к своему лагерю и ста пятидесяти товарищам, приплывшим с ним.

Быстро он нашёл убежище – пещеру в каменном холме, окружённую гигантским папоротником и молчаливыми клёнами-великанами.

Преодолев боязнь перед неизвестностью, и подхватив острый кусок базальта, Лессинг юркнул в чёрную пасть холма. Так как пещеру осветить было нечем, он чуть постучал по неровным стенам грота и, убедившись, что несколько мелких зверьков покинули пещеру, прислонился к небольшому валуну и мгновенно заснул.

Побитые, но ещё крепкие пальцы минут пять сжимали камень, а затем постепенно расслабили захват, и кусок базальта глухо выпал из руки на пол.

Из глубины пещеры послышался вздох. Пара летучих мышей, громко захлопав крыльями, торопливо вылетела в ночь, почти незаметно юркнул наружу уж, и снова наступила тишина.

Лессинг поёжился и попытался закрыть глаза. Сквозь дремоту и слипавшиеся веки он различил во тьме грота движение и ухом уловил шелест по щебню. «Я очень люблю страшные сны, посмотрим, что будет!», – подумал Лессинг, полностью погружаясь в сон. Кажется, это была его последняя мысль.