Алексей Алейников - Конверт

За окнами – весна. Хочется отдохнуть, побродить по зеленеющим лугам, а здесь возись со всякой поганью!

Пока наша группа брала Рыжова, Борисов принял второго у заднего входа «Кристалла». Он уже, красавец, куда-то намылился. Взяли чётко, как на учениях: заблокировали «Лансер» джипами, высадили стекла и выволокли тёпленького через «лобовуху», мордой в асфальт. «Браслеты» на руки – и в Управу. Хорошо бы ещё Железнову взять. Но её, похоже, кто-то предупредил: дома не ночевала, «наружка», олухи, потеряли её «Микру» в потоке машин. Ладно, пусть пока погуляет.

Приволокли мы приятелей в Управу. Как положено, развели по разным кабинетам: Рыжова – ко мне, Нагнибеду Борисов забрал. Дальше, по ходу, будем сменяться. Посадил злодея за стол, дал листок бумаги, ручку – пиши, сволота!

Алексей Рыжов

Шок после ареста силён: я словно попал в лобовое столкновение. Всё вокруг на время становится призрачным: великаны в серых комбинезонах с надписью «КБГ» на спине, полковник с перекошенным от злости лицом, фигурка юристки на площади перед банком.

Автобусик с затенёнными стёклами несётся по центральным улицам. Вокруг – привычная суета: куда-то спешат люди, сияют витрины магазинов и ресторанов, мчатся автомобили. Остановилась только моя жизнь.

Тормозим возле невзрачного трёхэтажного здания.

– Выходи! – здоровенный жлоб подталкивает в спину. Поднимаемся на второй этаж. Заводят в кабинет: на стене – щурящийся в подобии улыбки Гарант, два стола, жёсткий стул. Полковник, подойдя со спины, швыряет на стол пакет, под завязку набитый чеками.

– Узнаёшь?

Молчу.

– Вот тебе лист бумаги, ручка. Пиши!

– Что писать?

– Правду! О том, как воровали деньги у пенсионеров и врачей!

Ушёл. Десять минут сижу над листком бумаги. В голове, полностью опустошённой, вертятся слова арестованного Христа: «Се есть ваша година и область темная». Вывожу их церковно-славянским шрифтом. Сверху пририсовываю восьмиконечный крест.

В комнату почти вбегает полковник, хватает листок. Несколько секунд смотрит, пытаясь осмыслить написанное.

– А-а-а! Так ты смерти нам желаешь?!! – лоб кэбэгэшника пересекает вздувшаяся вена.

Молчу. Если идиот не читал Евангелия, я, что, буду его учить?

В памяти всплывает фраза из американских боевиков:

– Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.

Комитетчик дергаёт головой, словно его комар укусил.

– Будет тебе адвокат и какава с сахаром! Пошли!

Вооружённый гоблин в мышиного цвета комбинезоне одевает наручники. Опять бредём бесконечными коридорами к лифту. В зеркале отражается мужчина в костюме из полированной шерсти со скованными наручниками руками. «Галстук немного не в тон – торопился».

– Можно в туалет? – смотрю на провожатого. – Товарищ полковник, очень надо!

– Тамбовский волк тебе товарищ, – ворчит полковник. – Отведи!

– Вперёд! – здоровяк берёт меня за наручники. Стальные кольца врезаются в запястья.

В туалете у комитетчиков писсуары с фотоэлементами. То, что надо человеку со скованными руками. Ширинку неудобно расстёгивать, а так – терпимо. Долго стою в туалете: хочется потянуть время относительной свободы. За открытым окном – иссечённое решёткой, но всё же небо…

– Пошли! – гоблин тащит меня за наручники.

Заводят в комнатку. На столе – томик уголовно-процессуального кодекса и вездесущий листок бумаги.

Полковник присаживается напротив. Неторопливо загнув край листка, проводит пожелтевшим от никотина ногтем по острому сгибу и начинает писать.

Вопросы вылетают изо рта комитетчика с пулемётной скоростью.

– Фамилия, имя, отчество?

– Рыжов Алексей Викторович.

– Год и место рождения?

– 1968-й. Загорск.

– Образование?

– Высшее. Загорский госуниверситет, математический факультет.

– В каком году пришли на работу в консалтинговое агентство «V.I.P.»? – Волков закуривает.

– Точно не помню. Лет пять назад.

Окна закрыты жалюзи. Часы и мобильный отобрали. Ощущение времени пропало. Кажется, что так было всегда: стол с потертыми краями в крохотном кабинете и гамадрил с прилипшими к черепу волосами напротив.

– Я отказываюсь отвечать на ваши дальнейшие вопросы. Такое право у меня есть в соответствии с 63-й статьёй Конституции, – опускаю голову.

Следователь вскакивает. Мгновение – и он начинает кружить вокруг стула словно коршун в поисках добычи.

– Так, говоришь, не будешь? – шипит, неожиданно потерявший голос, комитетчик.

Молчу, повторяю про себя мантру. Попрыгав недолго, Волков успокаивается.

– Вот бы тебя, б…ь, кодексом да раз десять по черепушке, – мечтательно протягивает он, закуривая следующую сигарету.

Словно вызубренный урок, повторяю:

– Я хочу пообщаться с моим адвокатом.

– Будет, будет тебе адвокат, дорогой! – голос полковника опять сползает до шипения, – но после. После того, как ты, падла, расскажешь, как вы с дружками пенсионеров и учителей обкрадывали!

Изучаю пол: грязноват линолеум, редко убирают у комитетчиков.

– Ну что, будем рассказывать правду? – следователь настойчив.

Отвечаю молчанием. Пикает мобильник полковника. Бросив взгляд на экран, Волков бормочет:

– Ну, ладно. Посиди, подумай! – и выходит. Щёлкает замок.

Полковник КБГ Волков В. С.

Питбуль вызывает. Бреду коридорами. Уже знаю, что будет спрашивать, что будет требовать, танкист херов.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Заходи, Волков! Чем порадуешь? – острый взгляд из-под седых бровей

– Пока молчат, товарищ генерал, – «Подчиненный вид должен иметь лихой и слегка придурковатый».

– Ну так, разговори! На хрена тебе государство деньги платит? Чтобы эти дятлы воровали деньги у стариков и учителей? – и кулаком-кувалдой по столу так, что кофе выплеснулся на изумрудное сукно. – Делай всё, что нужно – хоть в жопу трахай, хоть в рот, но чтобы эти два ушлёпка рассказали всё, что знают о хозяевах «конверта»! Или, на хрен, пиши рапорт! Свободен!

Рыжов Алексей

От скуки осматриваюсь вокруг. Два стола с заботливо оббитыми кожей углами. На столах – чернеют мониторы и клавиатуры. Следователи допрашивают задержанных, утопая в мягких креслах. Для «гостей» – стулья. Между столами – шкаф почти под невысокий потолок. В углу – сейф высотой в человеческий рост. Вот, пожалуй, и всё. На потолке позванивают лампы дневного света, закрытые решёткой.

Томительно долго ползут минуты, складываясь в часы. Сердце перестаёт колотиться, дыхание успокаивается, клонит в сон.

В комнату, хлопнув дверью, врывается следователь:

– Встать!

Неторопливо поднимаюсь. Полковник не один, с ним ещё двое.

– Ну что, так и будешь молчать?

– Говорить не о чем: не видел, не знаю, не помню.