Александр Вовк - Тепло лютых холодов

Не секрет, что Алексей и сам был коммунистом. И вокруг него служили родине такие же трудяги-офицеры с партийными билетами и тяжёлой судьбой, честно делающие своё трудное дело.

Членство в КПСС казалось совершенно правильным и не вызывало возражений. Партия обязана контролировать вооруженные силы. А они должны подчиняться партии и быть преданными ей. Потому почти все офицеры – члены партии. Беспартийных по вполне разумным соображениям не продвигают по службе. Для армии такой порядок представляется разумным.

Но на гражданке многое складывалось иначе.

Коммунистическая партия, в основе своей, считается рабочей, но рабочих в неё не затянешь. Они теперь делают лишь то, что выгодно непосредственно им и их семьям! Вступление же в партию рабочим ничего не даёт. Это – раз! Во-вторых, из-за взносов ещё и зарплата худеет на 3 %. А в-третьих, у всяких парторгов появляется право капать на мозги и всучивать «партийные задания», за которые беспартийные посылают без опаски, куда следует!

Но не все же, в самом деле, являются рабочими! Есть ИТР! Есть крестьяне, преподаватели, воспитатели, ученые, режиссёры, писатели, актеры, …

Особо выделяется так называемая интеллигенция! В сложившейся системе ей, дабы подняться по служебной лестнице хоть на одну ступеньку, требуется стать партийным.

Как будто, это правильно. В советской стране руководитель должен быть проводником политики партии! Следовательно, должен быть ее членом! Но именно интеллигенцию в партию пускают весьма выборочно!

С этого и начинаются странности, плохо согласующиеся с провозглашенным положением вещей в природе. Тех, кто в партию не хочет, то есть, рабочих, тянут в неё всякими уговорами, посулами или ухищрениями! А тех, кто стремится – не пускают! Хотя и их могут принять. В виде исключения, если они обеспечат – как угодно – вступление в партию вместе с собой еще трёх рабочих!

Зачем так директивно? Зачем против шерсти? Зачем против естественных тенденций?

А всё просто и логично! Партия коммунистов с некоторых пор лишь считается партией рабочих, а рабочих-то в ней – кот наплакал! И после 53-го года они вообще вступать в такую партию не хотят! Запомнив, как коммунисты-предатели убили Сталина, как они реабилитировали противников сталинского социализма, запомнив делишки хрущевых и маленковых, рабочие уже не стремились в партию, как это происходило в самые трудные периоды нашей истории. Вот нынешней ущербной партии и пришлось прибегать к искусственным приемам, чтобы демонстрировать свою дутую популярность, а через нее и свою «правоту». Лишь бы народ подольше не разобрался…

«Но если действовать так, – думал Алексей, – партия скоро распухнет от карьеристов, и проходимцев, а также людей, затянутых в неё принудительно. Какими же они окажутся коммунистами – и те, и другие? На баррикады они не годятся! В бой за свой народ, как настоящие коммунисты, эти уже не пойдут! Они запрячутся все в вонючих щелях! Они попутчики, как говорят, до первого милиционера!»

«Так или иначе, но сегодня партия стала иной, чем когда-то! Переродилась! – продолжал свои размышления Алексей. – Разве теперь она – боевой отряд? Когда-то всего тридцать тысяч настоящих большевиков совершили революцию, а теперь двадцать миллионов коммунистов не годны ни на что, если по большому счёту!»

Алексей, как любой армейский офицер, вечно проверяемый и перепроверяемый всякими инспекциями, да и сам озабоченный повышением боевой готовности, уровня подготовки своей собственной и личного состава, безотказностью техники и прочими важными делами, политработников не уважал. Среди них за свою службу он встретил лишь одного, майора Шиманского, который собственными делами оправдывал звание политработника. Этого человека было за что уважать. Он действительно работал! Но его «съели» свои же! Чтобы не выделялся! Чтобы не контрастировал с остальными!

Поскольку остальные являлись обычными бездельниками. Если они от усердия вообще не отрывали зада от своих бумаг, то и это никакой пользы армии не приносило. Добросовестно просиживая штаны, они всё равно оставались бездельниками. Ведь воспитательной работой не занимались! По крайней мере, никакого эффекта от их работы в подразделениях, частях и выше не наблюдалось!

Они до того ожирели телом и душой, что уверились, будто политработникам можно вообще не разбираться в том, чем занимаются подчиненные им люди! Лишь в авиации политработники обязаны летать наравне с остальными. Уж они-то знали суть работы своих подчиненных, а, следовательно, лучше понимали их жизнь и их самих. Совершенно необходимое условие для организации воспитательной работы. Необходимое, но недостаточное!

Зато в артиллерийских и ракетных частях политработников вполне устраивало, что они считаются заместителями командиров, то есть, начальниками над всеми, хотя ничего не смыслят в их деле. А то, кем их считают подчиненные, знающие и умеющие больше их, для политработников не столь и важно! «Была бы должность, а уважение приложится!»

«Современные политработники – считал Алексей, – это совсем не те комиссары, которые когда-то заражали всех своей коммунистической идейностью и убежденностью! Которые поднимали людей на смерть во имя великой идеи и сами шли впереди, и смерть презирали! А что говорить о нынешних партийных функционерах в современной мирной жизни? Эти – вообще, лишь ловцы привилегий! Разжирели! Забронзовели!»

Как-то во время затишья на тактических учениях, находясь среди близких товарищей, Алексей проявил невыдержанность. Вмешался в чужой разговор со своим мнением:

– А мне кажется, будто тот же Брежнев, как Генеральный секретарь, работает ничуть не больше нас с вами! Ответственность на нём, конечно, большая. Дела у него – государственные! А рабочий день – не больше нашего! Даже меньше. Уж, по крайней мере, не десять-двенадцать часов, как у нас! И в суточные наряды по пять раз в месяц он не заступает. А сутки отстоять в наряде, как ни крути, это не восемь, а двадцать четыре часа! То есть, еще два полных рабочих дня в одном военном! Глядишь, за пять нарядов – двадцать рабочих дней в месяце прибавилось! И их нам никто не оплачивает! Так что, если по справедливости, наш рабочий день ещё часа на четыре должен увеличиться! Заметьте, я огромную переработку за всякие учения не считаю! И всё равно, сколько на круг выходит? Пятнадцать или больше? Что это значит? А то, что нас выжимают, как при самом махровом капитализме! То есть, офицер ежедневно вкалывает по две смены! И при этом нас упрекают, будто бы за огромные зарплаты!

– Не все офицеры, как мы напрягаются! – ухмыльнулся друг Пашка. – Кое-кто погоны носит как у нас, а жизнь у него, как на курорте!