Леонид Т - Черный рассвет (original mix)

Старик начал рассказывать нам про каждый экспонат в отдельности, про его историю и судьбу. Например, показывая ржавую немецкую фляжку с дыркой, он пояснил, что она принадлежала фашистскому офицеру, которого подстрелил снайпер патроном насквозь через эту фляжку, или про орден Красной Звезды от истории его учреждения до биографии бойца, которому он был вручен. Находясь в этом музее и слушая рассказы старика, я ощутил себя в какой-то непривычной для себя атмосфере спокойствия и уюта.

– Вам, наверное, уже надоело каждый раз рассказывать одно и то же всем посетителям? – внезапно поинтересовался Илья у дедушки.

– Ну, если я вижу, что люди меня слушают, и им интересно, то мне нравится этим заниматься, а если нет, то даю минимум информации, потому что понимаю: в этом нет никакого смысла, и, переступив порог музея, они тут же забудут о нем.

– Вот бы наши преподы так же думали и поступали, а не забивали голову всякими заданиями, контрольными, рефератами, зачетами. Неинтересно тебе, ну на троечку в зачетку, и иди себе с миром, – начал жаловаться Колючий.

– Могу заверить вас, молодой человек, что большинство преподавателей так и поступают, когда видят подобное нежелание учиться у студентов, и требуют лишь минимальное количество знаний по их предмету, чтобы не портить себе репутацию в научной среде, – пояснил Леонид Иванович. – У меня есть несколько знакомых преподавателей, которые уже давно смирились с тем, что на их век вряд ли выпадет удача обучить будущих Ломоносовых или Менделеевых, поэтому они довольствуются уже тем, что студент хотя бы знает, как их зовут и название предмета, но, по их словам, некоторым студентам и этого кажется слишком много.

– Нет, ну имя, отчество и название предмета я всегда знаю, – начал оправдываться Колян, – и всегда, кстати, на всякий случай уточняю перед зачетом или экзаменом, чтобы не попасть впросак.

– Это обнадеживает, – иронично подметил старик.

Все время, пока мы общались с Леонидом Ивановичем, меня не покидало чувство, что он как будто понимает все, о чем мы говорим, как будто видит нас насквозь, но не показывает этого, а в какой-то степени подыгрывает нам. Его глубокий, проницательный взгляд из-под густых седых бровей просвечивал, словно рентген. Казалось, он изучает нас, а когда мы покинем стены музея, он сядет за массивный дубовый стол и будет писать продолжение диссертации на тему «Современная молодежь. Жизнь в кредит. Взгляды и суждения общества тотального потребления». Я почему-то не сомневался: он определил, что мы накуренные, и в какой-то момент я испытал смущение и неловкость, и с чувством стыда мне захотелось покинуть этот музей. Как будто этот простой на первый взгляд старичок затронул своими рассказами что-то в глубине моей души, и это вызвало кратковременную реакцию, на секунду я задумался о своей жизни и последнем разговоре с мамой… Может, это и называется «совесть»?

– Парни, надо, наверное, собираться потихоньку, а то уже обед. Хочется есть, – сказал я своим приятелям.

– Могу вас угостить бутербродами с чаем, – предложил Леонид Иванович.

– Да нет, нам надо идти, а то еще дома к завтрашним занятиям готовиться, – поддержал меня Илюха, и я был ему благодарен.

– Ну, смотрите сами, если захотите, приходите еще. Буду рад вас видеть в любое время.

– Спасибо вам большое, – в один голос поблагодарили мы старика и спешно покинули музей.

Выйдя на улицу, молча закурили по сигарете и простояли так несколько минут, не проронив ни слова, каждый думал о чем-то своем. Видно было, что Леонид Иванович в каждом из нас оставил какой-то след, что-то неосязаемое, но очень важное, о чем можно было бы долго размышлять, но не сейчас.

– Блять, жрать-то как охота, – прервал тишину Колян, – я бы сейчас такого же кабана, как в том музее, сожрал.

– Такая же херня, – поддержал его Илюха.

– Ладно, пойдем еще по паре плюх дернем и поедем жрать, – предложил я.

Вечером дома я довольно отчитался маме о выполненном поручении, которое она давала по поводу музея. Но не увидел в ее глазах особой радости от этого события, особенно после того как сказал, с кем я туда ходил. О Колючем она знала со слов декана и методиста универа и считала, что наша с ним дружба не идет мне на пользу, а про Илюху слышала краем уха, но тоже не была от него в восторге.

– Лучше бы с девушкой какой сходил, – подвела итог моего красочного рассказа мама.

– Блин, тебе постоянно все не нравится, все тебя не устраивает.

– Просто я считаю, что от этого толку было бы больше, чем от твоих дружков.

– Все, не начинай, пожалуйста, – ответил я и пошел к себе в комнату.

Придя в комнату, я все же задумался над мамкиными словами, и в моей голове созрела идея пригласить Алису в этот музей. Конечно, это был не элитный ресторан, но по своей оригинальности идея мне показалась довольно привлекательной. Оставалось только красиво преподнести приглашение и надеяться, что она клюнет.

***

Я возьму краски, я возьму кисти,

Нарисую деревья, на них черные листья.

Желтое небо, зеленые тучи…

Я нарисую, и мне станет лучше.

Бледно-синее солнце с кривыми лучами

Мрачно повисло над сухими ручьями,

А рядом с ним нарисую луну —

Она мягко упала на морскую волну,

И море окрасилось в оранжевый цвет.

В этом безумии прозрачного нет.

Воздух превратился в фиолетовый дым,

А запах цветов внезапно стал голубым.

Кроваво-красным дождем питаются лужи,

Они пятнами в белую землю погружены…

И вот сквозь бирюзовый туман

Тянется серых клякс караван.

Что теперь делать? Как все исправить?

Ну а в принципе можно и так все оставить.

Я в них подрисую лица людей,

Почти незаметных в картине моей.

Они ликами призраков застынут на месте

В моей маленькой психоделической пьесе…

– Бля, дуешь! – закричал я от боли, которая начала растекаться по моей руке.

– Не ори, нормально все. Просто раствор такой жгучий, – сквозь зубы проговорил Фитиль, сжимая в них колпачок от шприца.

– Раньше такого не было!

– Согласен. Раньше такого кайфа не было, – с ухмылкой сказал он.

– А что это? – спросил я.

– Винт.

И тут я понял, что это действительно нечто другое, в отличие от того, что мы до этого употребляли. Внешне, конечно, приход был похож на амфетамин, но эффект гораздо ярче и глубже. Я сел на корточки, закрыл глаза и положил голову на локоть, чтобы ощутить в полной мере действие первитина. Глубокий вдох… выдох… вдох… выдох. У меня просто сперло дыхание от такого мощного прихода. Единственным желанием на этот момент было, чтобы сохранялись абсолютная тишина и темнота в глазах, тогда я мог отчетливо ощутить всю прелесть этого вещества, каждый волос на голове как будто ожил и стал приятно шевелиться, словно густые водоросли на дне океана под воздействием теплого течения. Появилась необъяснимая легкость во всем, что меня окружало. Звуки, запахи, изображение – все казалось необычайно четким, а мысли стали настолько кристально чистыми, что не возникало абсолютно никакого труда их формулировать. Где-то через десять минут мы пришли в себя от прихода, закурили по сигарете и решили выбираться из «портала», который находился за гаражами.