Андрей Зимин - Жизнь во благо. Воспоминания человека-легенды

В итоге и видел-то я его, как говорится, живьём всего два раза. Зато как! В 1936 году он приезжал в Горький, когда баллотировался в депутаты Верховного совета СССР и попутно ненадолго завернул в Высоково навестить своего дядю. Причём заехал на служебном автомобиле с водителем! По тем временам событие не просто неординарное – чудо, да и только. И когда его двоюродные брат и сестра – Борис и Татьяна (дети того самого дяди Семёна, у которого мы тогда жили), ну а заодно и я, с большим интересом и нескрываемым трепетом подошли к стоящей во дворе дома Чкаловых автомашине, он попросил водителя не гонять нас, а всё же дать детишкам возможность рассмотреть её поближе. Вполне естественно, что это событие осталось в моей памяти на всю дальнейшую жизнь, как одно их самых ярких воспоминаний детства. Хотя и было мне тогда всего-то шесть лет.

Позже, когда, проживая в Высоково, мы вынуждены были сменить несколько квартир, тем не менее добрые отношения с семьей Чкаловых у нас сохранились. В основном благодаря моей маме. Она, как я уже говорил, была хорошей портнихой и шила платья в том числе и для женщин-Чкаловых.

Отец же, здорово зарекомендовав себя на заводе, заслужил достойное уважение начальников и своих коллег. Благодаря этому в конце 1939 года ему в качестве поощрения была выделена денежная ссуда для строительства дома. Добавив к ней уже имевшиеся в нашей семье на тот момент накопления, в 1940 году родители начали возводить своё собственное жилище. Въехали мы в него, хотя и не достроенное ещё до конца, в самом начале Великой Отечественной войны – то ли в июне, то ли в августе 1941 года.

Так как мой отец к тому времени стал уже высококвалифицированным рабочим, на фронт он не попал, получив так называемую бронь. Вместе с тем он был одним из тех миллионов людей, которые, как поют в известной песне про Победу, «дни и ночи у мартеновских печей» самоотверженно ковали её в тылу.

В то время на заводе, где работал отец, в короткие сроки была налажена сборка легендарных танков Т-34, которая продолжалась практически до 1945 года. И папа с началом войны был переведён в один из ведущих цехов, где производилась сборка отдельных узлов тех самых легендарных «тридцатьчетвёрок».

При этом, будучи, по сути, сормовским рабочим (а в советском кино их всегда изображали героями-коммунистами), он не занимался какой-либо общественной деятельностью, в том числе и не состоял в партии. Почему? Сейчас трудно ответить на этот вопрос. Время тогда было очень непростое. Может, свежи были в памяти тяжёлые воспоминания о незаконном и несправедливом раскулачивании маминых родителей и их ближайших родственников. А может быть, и не принимали его в партию именно потому, что отец, мать, братья и сестры моей мамы носили по тем временам страшное клеймо «врагов народа».

К началу войны я уже ходил в школу-семилетку, поступив в первый класс в 1937 году. Школа наша находилась на центральной улице посёлка Высоково и, пожалуй, ничем не отличалась от других подобных учебных заведений того времени. К слову, моей учительницей была очень хорошая женщина, звали которую Анфиса Игнатьевна, приходящаяся снохой двоюродному брату В. П. Чкалова – Владимиру Семёновичу Чкалову.

Несмотря на то что конец 1930-х годов стал началом периода массовых репрессий в СССР, ничего конкретного сказать об этом не могу. Никто из моих родственников, родителей, знакомых или одноклассников арестован не был. Так что подобные случаи в памяти как-то не сохранились.

Историческая справка

Политические репрессии в Советской России начались практически сразу же после Октябрьской революции 1917 года. Причём их жертвами становились не только активные противники большевиков, но и люди, просто выражавшие несогласие с их политикой. Кроме того, репрессии проводились также по социальному признаку – против бывших полицейских, жандармов, армейских офицеров, чиновников царского правительства, священников, помещиков и предпринимателей, а в период коллективизации – против кулаков и «подкулачников».

С началом принудительной коллективизации сельского хозяйства и ускоренной индустриализации в конце 1920-х – начале 1930-х годов, а также по мере укрепления личной власти И. В. Сталина и особенно после убийства в Ленинграде в 1934 году первого секретаря областного комитета ВКП (б) С. М. Кирова 14 , репрессии приобрели массовый характер. Особенного размаха они достигли в 1937 — 1938 годах, известных в российской и зарубежной историографии как «Большой террор».

Данный период начался с назначения на пост главы НКВД СССР 15 Н. И. Ежова. В июле 1937 года им был подписан специальный приказ №00447, в соответствии с которым внесудебные «тройки» НКВД получили право вместо судебных органов не только выносить приговоры обвиняемым в совершении преступлений, но и приводить эти приговоры в исполнение в максимально упрощённом порядке.

Массовые репрессии периода «Большого террора» базировались на решениях Политбюро ЦК ВКП (б), которые принимались в соответствии с теорией И. В. Сталина об усилении карательных мер диктатуры пролетариата для борьбы с остатками капиталистических классов, представители которых должны были изолироваться или уничтожаться. Характерно, что осуществлялись такие действия на основании назначаемых цифр («плановых заданий») по выявлению и наказанию так называемых врагов народа.

При этом репрессировались не только лица, ведущие активную преступную и подрывную антисоветскую деятельность, но и просто подозреваемые в таковой. В первую очередь к их числу относились бывшие кулаки, члены повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формирований; члены антисоветских партий; бывшие военнослужащие Белой армии; уголовники; чиновники, ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой, а также подобные элементы, уже находящиеся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселениях и колониях, продолжающие вести там активную антисоветскую подрывную работу.

Такой подход позволил развернуть в стране активное доносительство, позволяющее людям не только выявлять «затаившихся врагов», но и попросту сводить счёты со своими обидчиками, неугодными руководителями и чиновниками самого различного уровня и социального происхождения. Нередко доносы писали на соседей, чтобы после их ареста завладеть большей жилплощадью, занять освободившиеся должности или убрать с дороги чем-то мешающих кому-то людей, ложно обвиняя их в самых разных нелицеприятных деяниях.

Всего по различным, а не только по политическим мотивам в период «Большого террора» было арестовано около полутора миллионов человек. Без малого половина из них была расстреляна. При этом только по так называемым Сталинским расстрельным спискам, утверждаемым Политбюро ЦК ВКП (б), было уничтожено 43,8 тыс. человек. В подавляющем большинстве это были работники различных управленческих структур, в том числе НКВД и РККА 16 . В частности, расстрелу подверглись 78% членов ЦК ВКП (б).