Кира Грозная - Кудряшка

Впрочем, так ли это важно?

Я надеюсь только, что мой сын Алексей был зачат не в эти часы, после больного пробуждения. Очень надеюсь…

Меня мутило с самого утра. Немного отпустило к обеду. Курить не хотелось, более того, подташнивало от табачного дыма. Кончилось всё тем, что я раздражённо выгнала из кабинета Гришку, вальяжно развалившегося напротив меня в кресле с драной обшивкой.

Кабинет теперь у меня был отдельный – с тех пор как Стасика из Барнаула забрали на повышение в другое ведомство. Сначала ко мне хотели подселить какого-нибудь подполковника или майора (кабинет ведь большой и светлый!), но всё тот же Гришка подсуропил. Он нашёл и дал почитать Сергею Петровичу какую-то директиву, в которой было прописано, что психологам в милиции полагаются отдельные кабинеты. Сергей Петрович, который прежде не слышал об этом, директиву внимательно изучил и на совещании перед генералом выступил: психолог должен трудиться отдельно! Поэтому своим комфортом я была обязана Гришке.

Если бы он ещё не отирался тут, не обкуривал и меня, и весь этот замечательный кабинет в придачу!

Изгнанный Гришка ушёл, но вскоре вернулся с большим красивым яблоком и баночкой томатного сока.

– А ты беременна, подруга, – с порога ошарашил меня он.

– С чего ты взял? – Кажется, у меня отвисла челюсть. – Да нет, не может быть…

– Уверена?

– Ну… рано делать выводы.

– Вот посмотришь, – почти злорадно расхохотался Гришка. – Ну, пока!

Я проводила его взглядом и укусила яблоко. Кисло-сладкое, холодящее десну, оно показалось невероятно приятным на вкус.

А вдруг… Нет, не может быть!

Через несколько дней я почти уверила себя в том, что Гришка заблуждается. Какая беременность? Откуда? Да и тошнило меня не от вида или запаха какой-либо еды. Меня тошнило и от Гришки, и от Алексея, собственного мужа, и от работы, неожиданно показавшейся скучной, вымученной. Если бы хоть что-то было в ней осмысленного, творческого! Так нет: сидишь, обрабатываешь какие-то бланки, подсчитывая циферки – так называемые сырые баллы, в которые переводятся ответы сотрудников. И всё вручную: на моём допотопном компьютере не было нужных программ.

Тут, как нарочно, поступило задание от генерала: изучить социально-психологический климат в самом претенциозном подразделении. Это была оперативно-разыскная часть, или ОРЧ.

Сотрудники ОРЧ – все как на подбор: суперпрофессионалы, «белые воротнички». К «обозу», как они называли все «побочные» службы (включая психологов), они относились с иронией. И то – в лучшем случае.

Ну как изучать у них климат? Кстати, в милиции климат этот почему-то назывался «морально-психологическим». Такою же, то есть «морально-психологической», официально была и вся моя деятельность…

Нет, я не хотела никому читать морали. Я хотела одного: чтобы ко мне относились всерьёз! Взяв свои бланки и отрепетировав вступительную речь, которая должна предварить процедуру обследования, я потопала в ОРЧ. «Элитное» подразделение находилось там же, где и тир, – десять остановок на трамвае.

Начальник ОРЧ, хмурый, упитанный (а ещё считается, что все толстяки – весельчаки!), не пустил меня дальше порога. Не дослушав мои объяснения, он сухо кивнул, отобрал бланки и через два дня прислал их заполненными.

Битый час я рассматривала бланки, крутила их в руках, и мне хотелось плакать. Да, было с чего! Что мне делать с этой халтурой? Какое заключение я напишу? Вот наглый тип… Хоть бы ручку поменял! Все подписи и закорючки на бланках были сделаны одним и тем же цветом чернил, с одинаковым «неправильным» наклоном букв и циферок влево.

Я сидела за столом, заваленным этой макулатурой, когда ввалился Гришка.

– Вик, сигаретку дай, – выпалил он без «здрасте».

– Нету, ты же знаешь, что я бросила… Гришка, ты только взгляни… – От огорчения я даже забыла, что совсем недавно дулась на него и собиралась дуться вечно.

Гришка взял бланки, повертел их в руках и, пожав плечами, кинул обратно на стол.

– А ты что думала? – вдруг напустился он на меня. – Я тебе говорил, что так и будет!

– Ты о чём? – не поняла я.

– Да всё о том же! Ты же психолог! Поставить себя надо было раз и навсегда, ясно?

– Ну, заладил, – пробормотала я, уже досадуя на себя за то, что поделилась с Гришкой своей неприятностью.

– А ты что делала? Добренькую корчила? Ты год здесь проработала, тебя все знают, и если наплевательски относятся к исследованию – значит дело в тебе!

– Но в ОРЧ меня не знают, – закричала я, размазывая слёзы по лицу. – Они меня даже не пустили…

– Вот и плохо, что не знают! Сама виновата! – гаркнул Гришка, хлопнув по столу ладонью. А потом, словно сделав над собой усилие, выдохнул и продолжил уже спокойнее: – Но ещё хуже, если знают и у них относительно тебя установка: щас приедет эта дура, впарим ей лажу и заморачиваться не будем.

– Ну почему ко мне такое отношение? – воскликнула я и зарыдала.

– Да потому, что надо было жёсткость проявлять, а не ходить и улыбаться, как дебильная овца! – заорал Гришка.

И часто задышал, опершись на мой рабочий стол. В его груди что-то хрипело и постанывало, словно пружины старого матраса. Видимо, от свирепости…

Я ещё пару раз всхлипнула по инерции, хотя слёзы уже высохли. Я начинала злиться. Не на Гришку даже, а – вообще.

– Я уволюсь!

– Ой, – сморщился Гришка. – Давай не будем играть в детсад, а, Вик?

И он закашлялся, прикрыв рот рукой.

Чувствовалось, что Гришка больше не сердится.

– Ладно, девчонка, не реви. – Он вытащил из кармана мятый, не первой свежести носовой платок и протянул мне. – В конце концов, ты – не ребёнок, а я тебе…

Тут Гришка осёкся. Мне показалось, что он собирался сказать: «Я тебе не папа». Хорошо, что вовремя заткнулся.

– Ты – мой духовный наставник, – съязвила я. Но Гришка словно не заметил подколки.

– Вот-вот! И я тебе всегда говорил: нельзя быть добренькой с этими бессовестными людьми. Нельзя! Милиционер по интеллекту, и тем паче – благородству, чуть-чуть отличается от разнорабочего. И не всегда в лучшую сторону. Возьми хотя бы меня, – Гришка явно рисовался передо мной.

Вот уж кто действительно «моральный» психолог у нас!

– Вспомни, – продолжал Гришка, – как ты проводила проверку в ИВС. Поставила отлично и написала, что замечаний нет! Разве так можно? А твоя проверка дежурной части… даже вспоминать не хочу! Короче, Вик, твоя репутация серьёзно подмочена, и как это исправить – не знаю. Думать тебе… Ладно, – вдруг заторопился он, – пойду сигаретку стрельну – умираю, курить охота.

И Гришка вышел, хамовато хлопнув дверью. Или то был сквозняк? Мне в последнее время не хватало воздуха, и я постоянно держала форточку открытой.