Кира Грозная - Кудряшка

Я расхохоталась, даже как-то злорадно. Почему-то задевала мысль о том, что, даже рисуя несуществующее животное в кабинете психолога, Гришка продолжает думать о Галке…

А впрочем, какое мне дело?

Расцветшее незаметно лето оказалось таким, как надо: в меру жары, в меру дождей. Июль был приветливым, тёплым и ненавязчивым. В супружеской жизни на событийном уровне не происходило ничего. Мы с Лёшкой за год исчерпали все темы и тяготились совместным проживанием с мамой. Гормональные встряски, поцелуи и объятия всё ещё примиряли нас, сглаживали острые углы. Правда, вечное мамино присутствие осложняло и эту сторону жизни.

А Гришка вдруг собрался изменить Гале с пухлой девочкой из следствия, работавшей у Гали «на подхвате». Было непонятно, зачем это ему. От скуки, видимо.

– Слышишь, Вик, – заговорщицки шептал он, – подтвердишь Галке, что вы с Лёшкой меня позвали вещи перевезти. И Лёшку предупреди, а то вдруг она вам звонить додумается…

– Гришка, неуёмный наш, – подтрунивала я. – А что, если во мне проснётся женская солидарность и я встану на сторону Гали?

Гришка скуксился, усы его печально обвисли.

– Женской солидарности нет и быть не может, – обиженно произнёс он. – А ты, Вик, просто вредина.

Мне стало совестно: зачем я огорчаю друга, который меня никогда не подводит, а наоборот, отмазывает перед Лёшкой, когда я тайком курю или просиживаю допоздна под видом совещания в компании оперов, слушая их потрясающие байки?

– Ладно, мы с Лёшкой тебя выручим, – пообещала я. – Но, Гришка, мне кажется, ты и сам не уверен, нужна ли тебе эта толстенькая…

– Да, не уверен, – признался Гришка. – Так что – тебя, как эксперта, звать?

– Зови! – потребовала я.

И получила приглашение на Гришкино свидание.

Толстенькая девочка явилась с опозданием на двадцать пять минут, совершив непростительную ошибку. Гришка, который постоянно опаздывал на двадцать, тридцать минут, а то и на полтора часа, сам был непримирим к опоздунам и опозданкам.

Мы ели шашлыки и пили коньяк в Таврическом садике, сидя прямо на траве, – все столики в ресторане оказались заняты. Девочка облизывала сосисочные пальцы, самовольно хватала Гришкину зажигалку и прикуривала, называла Гришку «дяденька» и «товарищ майор». Она была глупенькая, одевалась ещё безвкуснее, чем Галя, а жиденькие бесцветные волоски собирала в пучок.

– Представляете, – пожаловалась толстушка, – волосы лезут! Месяц назад неудачно покрасилась: окислитель не подошёл к краске. Я себе сожгла кору головного мозга…

Мы с Гришкой переглянулись и, не сговариваясь, заржали.

– Да-а, вам смешно, – обиделась толстушка, – а у меня кожа с волосами прямо чулком облезла!

Я пробормотала: «Сочувствую…» – и поспешила перевести разговор на другие рельсы.

– Гриш, а как тебе новый начальник с Витебского?

– Я считаю, что мужик доиграется, – пожав плечами, заметил Гришка.

Начальника линейного отдела на Витебском вокзале действительно упрекали в излишней жёсткости и закручивании гаек.

– А по-моему, он правильно начал, – возразила я. – Там же помойка, а не отдел! Вспомни слова героя «Заговора» Алданова по поводу того, что Наполеон унаследовал от Директории большой публичный дом и перестроил его в казарму. Казарма – это, конечно, не Эдемский сад и не Платонова академия, но она во всех отношениях лучше публичного дома…

Я бессовестно переврала самую суть цитаты (как говорится, в интересах следствия), чего, по счастью, никто не заметил.

– Наполеон – это тот, который Багратион? – вдруг подала голос толстушка, которая только что увлечённо кушала.

Мы с Гришкой снова переглянулись.

– Чего? Я не врубился, – Гришка от удивления даже рот приоткрыл.

– Ну, Багратион – это же имя, а Наполеон – фамилия, – объяснила толстушка и повела плечиком. – Или как там его… тоже на «Б»…

Я сочла, что лучше промолчать. Пока шашлык горячий.

Гришка с каждой минутой мрачнел всё больше, а толстушка раскрывалась с самых неожиданных сторон, показывая, что глупость человеческая может быть безгранична, всеохватна…

– Ну что? – поинтересовалась я, когда она отплыла «попудрить носик».

– На фиг, – резюмировал Гришка и решительно заглотил граммов сто пятьдесят.

Больше толстушка в нашем кругу не появлялась. Впрочем, Галя даже не узнала, что я посодействовала её счастью. Галя отрезала, оттирала весёлого друга от нас с Лёшкой. Проблема была в том, что Гришка оказался единственным нашим общим другом. Вдвоём же мы в основном ссорились и брюзжали.

Меня что-то тревожило. Потребовалось время, чтобы определить происхождение этой тревоги. Я снова и снова задавала себе вопрос: что происходит? Почему я недолюбливаю Галю? Почему злорадствовала над промахами толстушки? Неужели это ревность?

Нет, не может быть! У меня – счастливый брак… вообще-то.

Потом я поняла, что далеко не каждого человека можно засунуть в кармашек кляссера с пометкой: «друг», «муж», «поклонник», «предмет воздыхания» или что-то в этом роде. Гришка – это Гришка и никто другой, поэтому его кармашек в моем кляссере так и подписан: «Гришка».

Однако это было позже. А тогда я, психолог, стремилась называть вещи своими именами. И всерьёз задумывалась о «нас с Гришкой». Маялась, бедная…

И вдруг произошла история, которая, взбаламутив наш маленький аквариум, всё окончательно расставила по своим местам.

Позвонила Даша, подруга по институту. Примечательно, что Дашу знал и Алексей, поскольку она училась в одном классе с его двоюродной сестрой. Лёшка как-то пошутил: если бы он на выпускном балу у сестры познакомился с хорошенькой отличницей, она в свой срок познакомила бы его со мной. То есть наша с ним встреча – это судьба, каким боком ни поверни.

– Давай увидимся, – предложила Даша. – Я тоже собираюсь замуж и скоро уеду.

Как выяснилось из короткого разговора, Даша с женихом готовились к выезду на ПМЖ в Германию по еврейской линии.

– Слушай, приезжай к нам, – предложила я. – Прямо сейчас. Лёшка обрадуется. Погода хорошая, съездим на озёра.

Даша приехала. Моя мама по недавно возникшей традиции отбыла на дачу с родителями мужа. Мы собирали купальные принадлежности и еду для пикника, когда явился Гришка.

– Ого, кто такая? Почему не знаю? – шепелявя и жуя, поинтересовался он, бесцеремонно разглядывая красивую девушку.

У светло-русой, сероглазой Даши носик был маленький и задорный, и когда она улыбалась, он вздёргивался. Приподнималась верхняя губка, показывая два зубика с детской прорехой между ними. В Дашином исполнении это выглядело очаровательно. Хотя и глаза у неё были небольшие, и волосы – обычные, негустые, какие бывают у двух девчонок из трёх. Однако – факт есть факт – мускулистые юноши, приличного вида мужчины и даже учёные старые пни оборачивались на Дашу чаще, чем на меня.