Ольга Постнова - Глаза зеркал

– После войны, – объяснил Антон, – когда ценился каждый колосок в поле, грызуны считались злейшими врагами колхозного хозяйства. Спасались от такой напасти жесткими методами: заливали водой норки, хватали выскакивающих зверьков и… ну, скажем так, умерщвляли. Затем отрезали хвостик и предъявляли в качестве документа на поощрение за работу. Чем больше хвостов, тем значительнее вознаграждение. Особенно преуспели в таком деле малые ребятишки Ивонины. Семья осталась без отца, а выживать-то надо. Вот мальцы и старались. Младший – не знаю, как его звали, заливал норки, а, когда суслик появлялся, кричал старшему брату Сашке: «Шашка, Шашка, мушлик! Мушлик!»

У Захаровых история более давняя и веселая. Захаровы из зажиточных, до революции считались крепкой семьей, двулошадной, одна лошадка – для выезда в город «на ярманку», другая – рабочая. Выйдет, бывало, старший Захаров из избы и кричит на всю улицу, чтобы слышно было каждому: «Порька! Порька, запрягай лошадь. На ярманку поедем за конфектами. Пыстрей, пыстрей пеги, лотырь этакий». Так с тех пор и кличут Захаровых Порькиными.

А семья Кусленковых получила фамилию по причине неосмотрительности: козленок со двора убежал, и один из малых ребят ротозейного семейства метался по деревне и причитал: «Куслёнок убёг. Куслёнка не видели?».

– Давно уже ушли в небытие первые Мушликовы, Порькины и прочие, а фамилии существуют, история дышит, живая, настоящая. Так Избачиха говорит. Я плохо рассказываю, а вот Избачиху заслушаться можно. Она такие сказки знает, что ни в одной книжке не прочитать: и о том, как Иван-мороз свататься приезжал, и про мертвую невесту, и о свадьбе ведьмака, о зеленом мельнике, про охотника в островах, о треклятой карти… не, – на последнем названии Изачихиных сказок Антон заикнулся и, нахмурившись, быстро добавил, что сказок много, а жизнь одна.

Сказок Лине сейчас хотелось меньше всего, поэтому, когда Антон предложил прогуляться перед ужином и сном, она обрадовано согласилась.

Воздух в посёлке был необычайно легким и немного колким от морозца, от земли и деревьев исходил аромат зимы, пусть без снега, но в ожидании его; щеки зарумянились, глаза заблестели, Линочка ощутила в себе силы и желание пробежаться по хрусткой тропке вдоль забора.

Здесь, в Беседино, события, приключившиеся в городе, казались Линочке далекими и незначительными, а серый человек представлялся всего лишь плодом фантазии.

– Спорим, я первая добегу до соседского дома? – Лина поддела Заречного плечом и они, подпрыгивая, словно озорные «куслята», побежали наперегонки, не успев обговорить условия спора.

Однако Антон, и Линочка оказались не лучшими бегунами. Они быстро выдохлись и, добежав до цели, остановились, переводя дыхание и тихо посмеиваясь над своим ребячеством. В окне дома, за плотной шторой, мелькнул силуэт.

– Это Зоя? – спросила Линочка и прыснула в кулачок, вспомнив уличную фамилию мамзельки-карамельки. Воздух, насыщенный кислородом, опьянял: всё грезилось легким и веселым.

– Нет, это Валентина, ее мать. Зойка по пятницам у подруги ночует, а возвращается первым рейсом, надолго в городе не остается, за матерью присматривать надо. Она, в смысле, Валентина, женщина с фантазиями. Сама видишь, – Антон указал на забор, расписанный рунами.

– Что дурного в фантазиях? – пожала плечами Лина. – Они спасают от скуки. Ты же сам любишь сказки.

– Не знаю. – Антон стал серьезным и вздохнул. – Понимаешь, сказки – это нечто абстрактное, вреда не приносящее, а фантазии могут стать губительными. Она сама себя ими калечит. Хорошо, если Зое удастся увезти мать в Москву, а там подлечить ее. – Антон повертел пальцем у виска, давая понять, какого рода недуг одолевает Валентину.

Всё началось после смерти мужа Валентины, Неона Аскольдова, то есть, Худова Николая Степановича. Художники, как понимал Антон, люди, наделенные болезненным воображением, и общаться с ними опасно, поскольку фантазии могут быть заразными, судя по поведению Валентины Ивановны. Аскольдов, по предположениям Заречного, со своим художественным бредом справлялся с помощью холстов и красок, оставляя образы, рожденные фантазией в сюжетах на полотне, а Валентина Ивановна – педиатр в детской поликлинике, и сбрасывать заразу иллюзий, не умела.

– Опасные микробы воображения копятся и плавят мозги, порождают галлюцинации и ведут человека к гибели. Вот, например, всем известно, – повествовал Антон, – что после наступления сумерек в баню не ходят, поскольку дед-банник готовится других гостей встречать, а после двенадцати часов и вовсе к бане подходить опасно – нечистым это место считается. Так Избачиха говорит. А на самом деле – всё просто и объяснимо: у хорошего хозяина к двенадцати часам банька-то уже выстывает. В общем, как-то раз тетя Валя, закрутившись по хозяйству, прозевала банное время и решила принять гигиенические процедуры в час ночи. Поздно протопила баню… Понятно, устала женщина, сон одолевает, решила быстренько, на скорую руку, ополоснуться, и на боковую. Поторопилась, не досмотрела, забыла заслонку открыть и едва не угорела. Согласись, ничего сказочного.

Хорошо, Избачиха с утра усмотрела, что в окнах свет ночью горел, и пошла взглянуть, что за оказия такая. Не знаю, может быть, у Валентины Ивановны из-за переизбытка угарного газа в мозгах необратимые изменения начались, только стала она заговариваться немного. Тетя Валя всех убеждает, что пыталась из бани вырваться, но дверь была приперта чем-то. Говорит, хотела окно высадить, но не получилось, силы не хватало. И в окно, кстати, будто бы видела призрак. Конечно, угар начал действовать, ведь, дверь-то никто не подпирал. Кому такое в голову взбредет? А Валентину спасло то, что она лежала на полу и дышала воздухом сквозь щель в двери.

На этом злоключения несчастной не закончились, и каждый случай Валентина приписывала козням некой тени, преследующей её. Однажды она едва не удавилась веревкой, натягивая ее на рогатины, чтобы развесить белье для просушки.

– Я думаю, – Антон бросил взгляд на Лину, на окно, снова на Лину, – она просто запуталась в длинной веревке, накинула ее себе на шею, дернула с силой и едва не убила себя. В другой день, чуть в Анюткином пруду не утопилась. Хотя, какой пруд, так лягушатник, и воды там воробью по щиколотку, но Валентина Ивановна умудрилась воды нахлебаться. Ну, а что удивительного? День выдался жаркий, душный, она от жары сомлела, потеряла сознание, упала в пруд.

– Почему не подключили полицию? – спросила Лина. – Что, если всё это не случайность?

Вопрос прозвучал глупо. Понятно, что Антон видит причины всего случившегося в нездоровье Валентины и вмешательство посторонней силы исключает. Разумнее было бы не воспринимать несчастья незнакомой женщины всерьез и согласиться с мнением Антона. В конце концов, какое ей, Линочке, дело до чужих фантазий и болезней? И все же, знай она заранее о происходящих в Беседино странностях, предпочла бы провести рождественские каникулы дома, в городе. Не хватало еще оказаться в эпицентре таинственных событий, которых следует избегать и опасаться, как урагана, способного разрушить надежды на будущее.