Сергей Триумфов - Нудистский пляж. Юмористические рассказы

«Ну вот, – подумал Иван Борисович, – стоило мою красавицу оставить на минуту одну, как тут же отхватила молодого человека. А про меня еще говорила, что я маньяк похотливый. Впрочем, – успокоил он сам себя, – мужики с такими волосами рано лысеют».

Между Розой Абрамовной и красавцем стоял стенд с фотографиями могильных памятников.

– Я тебя потерял, – недовольно произнес Иван Борисович.

– Посмотри, что я нашла. Тебе такой нравится? – не обращая внимания, с восхищением произнесла жена, ткнув пальцем в черный монолит на фотографии.

– Если это надгробие для меня, то ни одно не понравится.

– Почему для тебя? Размечтался. Для нас с тобой.

Женщину нельзя подпускать к местам любой торговли ближе, чем расстояние их видимости. Даже в снующем муравейнике людей, где пуговицу расстегнуть не возможно, она все равно отыщет место, где кто-то что-то продает, и даже если ей это будет не нужно, она станет прицениваться и торговаться.

– Понимаете, – обратилась она к красивому продавцу памятников, – у нас дети живут заграницей. Если с нами что случится, когда им заниматься этим вопросом. А землю мы уже купили. Чтобы их не беспокоить, нам хотелось бы и памятник подобрать.

– Пойдем домой, – неуверенно и без особой надежды предложил Иван Борисович.

– Ты ничего не понимаешь.

– Зато ты великий специалист по надгробиям.

– Дело не в этом. Помнишь, как ты сопротивлялся, когда место на кладбище покупали? Говорил: да еще рано…, о смерти раньше времени нельзя думать… А я тебе скажу: после смерти уже будет поздно думать. Земля, которую мы с тобой купили, уже стоит раза в три дороже, если она вообще осталась.

– Но можешь мне поверить, что эти памятники никогда не раскупят.

– У меня еще в альбоме есть фотографии, оживился продавец, чувствуя, что покупка может сорваться. – Вы можете предложить свой вариант, но это будет стоить несколько дороже.

– Нет-нет, нам не надо слишком дорогой. Думаю, мы выберем из этих вариантов, – уже машинально ответила Роза Абрамовна, все больше погружаясь в фотографии.

Чтобы сбить пыл жены, Иван Борисович задавал каверзные вопросы типа: сколько стоит, возможность установки, про гарантию, но увлеченность жены они не могли поколебать.

Наконец выбрали памятник из черного гранита со скошенным верхом.

– Теперь нам надо сочинить надпись, – сообщил продавец, взяв помятую тетрадку и ручку. – Что напишем: обычное «Дорогим родителям», или что-нибудь поэтическое «Реальность, что ты делаешь» или с намеком на бесконечность «Живите вечно», или душевное «Отныне вы душе своей изменники», или жизнеутверждающее «Дай вам Бог стойкости, мужества и добродетели»…

– Что-то мне последнее совсем не понятно, – Роза Абрамовна посмотрела на мужа, и, обратившись к продавцу, спросила, – А этого мужества и добродетели кто кому желает?

– Обычно живые желают почившим, – неуверенно ответил молодой человек, и его щеки еще сильнее раскраснелись.

– Такое впечатление, что мы в этом мире что-то натворили и там нас ждут не райские кущи, а раскаленная сковородка.

– Но вы можете сами что-нибудь придумать, если вам не нравятся трафареты.

– А без этих эпитафий можно обойтись? – спросил мрачно молчавший Иван Борисович. – Мне кажется, что мы их не заслужили.

– Можно, – ответил без энтузиазма продавец, – только мне все равно нужны ваши данные.

Роза Абрамовна бойко продиктовала имена, отчества, фамилии и даты рождения и замолчала.

– А дальше? – спросил молодой человек.

– А что дальше? – не поняла Роза Абрамовна.

– Ну, а даты смерти.

– Мы как-то об этом еще не думали, – неуверенно ответила она, и спросила у мужа, – Разве это мы можем знать?

– У каждого человека, если он родился, должна быть дата рождения и дата смерти, – настаивал продавец. – Вы же не родственники Дункана Маклауда.

– А без дат можно обойтись?

– А кто же вам тогда будет переделывать? Все всегда пишут дату рождения и смерти. Так положено. Иначе никак.

Старички некоторое время о чем-то совещались.

– Оказывается, мы совсем не готовы ответить на ваш вопрос сейчас. Давайте, мы подумаем, еще поживем. Кто мог подумать, что заказать памятник так сложно.

– Это ваше дело. Думать можно сколько угодно, только хочу вас предупредить, что к зиме цены вырастут.

– Кто мог бы подумать, что это так сложно, – вздыхала Роза Абрамовна, когда они шли к метро. – Вот, помнишь, мы же землю покупали, но нас же почему-то не спрашивали, когда мы займем место.

Не расстраивайся дорогая, – уже бодро успокаивал ее Иван Борисович. – Это хорошо, что мы не знаем дату своей смерти. Значит, мы бессмертные.

– Кто ж не хочет, – философски ответил Егор, – только у меня денег нету.

– У меня есть. Сейчас бабке Чернухе дрова на тракторе забросил. Пятьсот рублей дала, а хотела за двести. Ей уж помирать через два с половиной дня, а все на похороны копит. На такие сбережения, небось, ее можно каждую неделю в течение года хоронить да еще на тот свет хватит, чтоб на лапу сунуть небесному чиновнику. А сверху на мавзолей еще останется. Пошли к Вэкапэбэ.

Не- а, к Вэкапэбэ я не пойду, – неуверенно упирался Егор. – Я ему должен.

– А если к Нюрке в магазин, то она точно меня сдаст. И моя меня из- под земли достанет. У нее нюх как у розыскной собаки. И тогда ни денег, ни кайфа не получишь, кроме писдонов в шикарной упаковке: без ограничений и без всяких норм приличий. Тогда уж не ООН, не Европейский суд не поможет. Что ты, как ц…а на сучке качаешься. Пошли.

Вэкапэбэ ничего в жизни не делал, но у него всегда водились деньги. Во времена СССР он являлся освобожденным секретарем партячейки. Наверное, он был неплохим секретарем, потому что никому наверху не приходило в голову его заменить. С тех пор за ним закрепилось прозвище «Вэкапэбэ». После распада он превратился в глубоко верующего человека. Научился креститься, посещал все службы, даже пробовал петь в церковном хоре. Но, очевидно, способности и опыт парторга не пригодились на клиросе, и он стал обычным и добросовестным прихожанином. От сельчан его отличало обособленное одиночество и индивидуальная жадность. Но в отличие от всех рядовых жителей он умел гнать самый светлый на селе самогон. Если человек талантлив, то талант не может принадлежать только хозяину и должен обязательно стать достоянием тех, для которых и породила его судьба.

– Вам чего, – спросил высунувшийся череп с седым мелкотравием на голове.

– Бутылку самогона, – сказал Федор. – И закусить.

– В долг или наличными? – голова посмотрела во все стороны и, убедившись, что посторонних нет сказала: «Заходите и быстро».

Вэкапэбэ провел их на кухню. В доме пахло давно нестиранной постелью и живыми мышами.