Ксюша Вежбицкая - Не поехать ли нам за счастием?

Однажды он не отвечал несколько дней. Прометавшись в бреду сутки, Алиса самым бесстыдным образом вызнала домашний адрес преподавателя и села в трамвай. Она тихо скреблась в дверь, но никто не открыл. Девочка понуро опустилась на дворовую скамейку. Тогда он сел рядом с ней. Алиса так давно не ела, что изображение знакомого лица покачнулось, и девочка не сразу поверила в его реальность.

Мягко остановил протянутую руку.

– Алиса, тебя стало слишком много. Это не может так продолжаться, – сказал он и исчез.

Он смотрел из окна, как Алиса шаркала в сторону остановки. Его ужаснула потухшая серая сутулая фигура в бесформенном платье с длинными спутанными волосами. Сумасшедшая. И уши-то как нелепо торчат, господи.

Она тоже исчезла. Казалось, воздух перестал проникать в ее легкие. Безвкусные дни сливались в бесцветные недели. И все же Алиса не прекратила искать встречи с дирижером. Она заучила его утренний маршрут и расписание, но он всегда терялся среди коллег и студентов и казался неуловимым миражом. На занятиях преподаватель перестал обращать на нее внимание и смотрел сквозь, как тогда – на свою жену.

Перед отчетным концертом Алиса придирчиво изучила свое отражение в зеркале. Она расчесала золотистые волосы, надела бархатное платье и взяла у подружки кроваво-алую помаду. Несколько человек даже сделали ей комплименты.

Стали играть. Вышел оркестр. Долго двигал стульями, неспешно извлекал партитуры. По взмаху дирижера инструменты запели. Алиса не прекращала следить за танцем рук, который казался ей таким же восхитительным, как и в первый день знакомства. Наконец зал зашумел одобрительным гулом аплодисментов. Дирижер особенно представил одну скрипачку – тонкую девочку с горько-шоколадными волнами волос, уверенной улыбкой и большими карими глазами, опушенными темными ресницами. Дирижер бережно помог ей выйти для исполнения соло.

Они играли какую-то тревожную и бесконечно тоскливую мелодию, и Алиса ненавидела мятежную скрипку. Альты и скрипки жалобно скулили, им вслед подвывали кларнеты. Не в силах выносить скрипачку, скрипку и ее мелодию, Алиса отвернулась. В зале она вдруг встретилась взглядом с красивыми, спокойными и холодными глазами, которые видимо давно ее изучали. Алиса посмотрела прямо, без запинки и стеснения. Выдержав паузу, она отвела затуманенный слезами взгляд. Свет погас. Концерт продолжился, но девочка не досидела до конца.

Кутаясь в пальто и старый шарф в пустом холле, Алиса услышала неторопливые шаги. Каблуки мягко тонули в ковролине. Девочка насупилась, теребя в руках берет. Ее плеча коснулась легкая изящная рука. Алиса почувствовала тяжелый смородиновый аромат, смешанный с запахом смоченного дождем асфальта.

– Это пройдет, – одними губами, почти беззвучно произнесла та женщина. – Всегда проходит.

Алиса провожала ее взглядом, пока та не растаяла в тяжелом бархате театральных портьер. Девочка толкнула дверь и вышла на улицу. Вдохнула воздух городского вечера. В голове настойчиво звучала какая-то мелодия. «Я сыграю ее», – сказала себе. «Нет», – тихо ответил уставший голос внутри. «Ладно». Тишина. «Но это пройдет?»

«Да. Все проходит».

Инга попала в настоящее тайное общество. В кафе при журкорпусе посторонним просто так не проникнуть. Нужны карточки или какие-то пропуска, но их впустили по волшебному паролю: «Мы с сестрами Оршанскими».

Компания комфортно разместилась за столиком. Ингу не покидало ощущение приобщения к чему-то непостижимому и прекрасному – возможно, прямо на этой лакированной столешнице писалась повесть, а в этом кресле сидел именитый режиссер. Она как бы невзначай погладила подлокотник, чтобы в прямом смысле прикоснуться к необыкновенной атмосфере.

Инга знала, что все семейство Оршанских имело какую-то загадочную принадлежность к журкорпусу. Заслышав эту фамилию, местные работники кивали головой в знак молчаливого одобрения и уважения. Сестры Рена и Кира Оршанские не работали в журкорпусе, но работали на него. Они должны были явиться с минуты на минуту, и молодой художник Миша Лауниц, самый прилежный поклонник сестер, не спускал глаз со входной двери.

Инга огляделась по сторонам. Она уже несколько раз бывала в этом необычном заведении для людей особенных , творческой элиты. До сих пор не верилось, что ей удалось попасть в их круг, не имея ничего общего ни с творчеством, ни тем более с элитой. Ингу это очень тяготило. Вообще-то называть ее Ингой придумала младшая Оршанская – Кира. Провинциалка по имени Ира Храпунова никак не могла появиться в компании сестер Оршанских. Вот Инга – другое дело.

Ей ужасно нравилось новое имя и образ богемной дамы. Такие исходные данные, как имя, место рождения, статус семьи были для нее невыносимы. Бедный шахтерский городок, родители-алкоголики, недополученное образование бухгалтера – свое прошлое Инга ненавидела истово. Перебравшись в маленький, холодный съемный, но столичный угол, каждую ночь Инга обещала себе: она будет другой.

Конечно, про родителей и шахтерский городок никто не знал. У нее имелась легенда: Инга презрела дебет и кредит, открыв в себе безудержный творческий потенциал. Все понимающе кивали. Сначала она, разумеется, хотела поступить на актерский. Потом одумалась и не без протекции сестер Оршанских прикипела к столичной галерее современного искусства, где оказались востребованы ее организаторские способности. Там Инга работала кем-то вроде помощника галериста. Без образования и таланта. В общем, знакомство с Оршанскими оказалось самой большой удачей, которая только могла случиться в ее жизни.

Инга поймала на себе лукавый взгляд мужчины за соседним столиком. Как любая некрасивая женщина, она была прекрасно осведомлена об этом досадном недостатке. Инга отлично знала – человеку за соседним столиком есть, что разглядывать, черты, делающие ее не просто некрасивой, а настоящей дурнушкой: квадратный совсем не женский подбородок, бесформенное тело, лихорадочно алеющую кожу. Да, она отлично знала этот взгляд, полный радости обнаружения чужого порока, и в то же время взгляд презрительного отвращения. Раньше, поймав его, ужасно стыдилась себя. Но с годами прошло. Она подняла голову, посмотрев любопытному мужчине прямо в глаза, поджала губы и принялась плотно набивать свою черную трубку. Мужчина за соседним столиком незамедлительно заинтересовался лепниной.

Сестры появились в тот момент, когда подали кофе. Все сразу оживились, Миша взлетел со своего стула, чтобы помочь девушкам снять верхнюю одежду. Инга тоже присоединилась ко всеобщему ликованию, даже дыхание затаила, когда искренняя улыбка Киры засияла всем и сразу. Она всегда любовалась Кирой. Когда Ира Храпунова смотрела на младшую Оршанскую, в ее голове крутились строчки из песни: «У нее удивительно длинные ноги, и глаза восхитительно синего цвета». Маленькую, хрупкую, как балерину, изящную и обаятельную Киру Оршанскую любили все. За доброту, женственность и мягкий теплый свет глаз.