Евгений Ткаченко - За рябчиками. И другие рассказы

Между ними шнырял деловой пестрый петух с полуобщипанным хвостом. Должно быть, отношения с соседским петухом у него не очень ладились. Время от времени петух изображал, что нашел что-то вкусное, отчаянно рыл землю и кудахтаньем созывал подружек. Куры бежали к нему сломя головы со всех сторон, но уже через десяток секунд, не найдя ничего недовольно квохча, расходились. Через минуту-две петух снова ловил их на эту же тюльку, и они так же отчаянно сбегались. Эти забавные отношения продолжались и продолжались. Я перевел взгляд на кота, который сидел на поленице, жмурился на солнце, время от времени лениво тер лапой морду и, так же как куры, не обращал на меня ни малейшего внимания.

Зашел в сарай, взял удочку, старую потертую кошелку, в которую с вечера сложил баночки с наживкой, и быстро зашагал по направлению к плотине самым коротким путем, задами. Шел я и по пути жалел, что до сих пор не приехал сосед Шурка. Одному скучно, вот и на рыбалку приходится идти одному, а тут еще тропинка к плотине идет через деревенское кладбище, и здесь одному ходить совсем не уютно, а вечером даже и страшно. Хорошо, что кладбище небольшое, и если зажмурить глаза и по тропинке побежать, то не заметишь как его и пересечешь.

Спускаюсь под плотину. Конечно, шлюзы давно опущены, и только в щели струйками сочиться вода. А когда шлюзы опущены, уровень воды под плотиной падает почти на метр, и появляется там из под воды целый полуостров из известняковых плит. Рыбаков с удочками я не вижу, но по плитам полуострова бегают два мальчика в тюбетейках с сачком для ловли бабочек. Мальчики меньше меня; явно городские и бабочек сачком они не ловят, а ковыряются им в лужах, между плитами, должно быть, пытаются поймать мелкую рыбешку. Я иду к самой глубокой яме, которая находится у правого берега у стены из плитняка, отгораживающей канал для сброса воды от речки. Размотал удочку, насадил червя и только забросил, как слышу, сзади кто-то подошел. Оборачиваюсь, стоит мальчик, один из тех, что бегал по полуострову. Руки сзади, смотрит внимательно мне в глаза:

– Мальчик, а тебя как звать?

Отвечаю:

– Миша.

– А меня Саша.

– Миша, а ты большую лыбу можешь поймать?

– Клюнет, поймаю, – ответил я.

– А большую, челную лыбу не боишься?

– Налима, что ли? – спросил я.

– Нет, не боюсь.

Саша с недоверием смотрит на меня, потом показывает пальцем в сторону полуострова:

– Там, под камнем, сидит во-о-т такая лыбина!

Мальчик расставляет свои руки на всю ширину.

– Миша помоги нам ее поймать!

Я кладу удочку и иду за Сашей. Вижу, второй мальчик стоит на коленях на плите и не отрываясь смотрит в воду, почти касаясь носом ее поверхности. Услышав, что мы подходим, он поднимается и громким шепотом говорит:

– Сашка, Сашка, он там злится и шевелит головой.

Я наклонился и стал смотреть в воду. Из-под плиты на глубине сантиметров тридцати торчала черная морда налима размером с хороший ботинок. Сердце мое от волнения заколотилось, а в животе появился холодок. Быстро распрямился и стал оценивать обстановку. Налим сидел в глубокой луже, под метровой плитой, а из лужи в реку вела протока шириной с полметра и длиной с метр. Быстро сообразил, что налима поймать можно только руками, но он скользкий, и если вырвется, то по этой протоке легко уйдет в реку.

– Пацаны, – сказал я, – таскаем камни и засыпаем эту протоку.

Работа закипела. Минут через пять дамба надежно прикрывала отход рыбины в реку. Я снял рубашку и попытался взять налима правой рукой под жабры. Должно быть, от волнения я слишком быстро подводил свою руку к налиму. Он не дался, мощно ворохнулся и ушел под плиту. Пришлось лечь в лужу и запустить под плиту обе руки по самые плечи. К счастью, пространства там для налима было немного, я его доставал и в какой-то момент изловчился запустить пальцы обеих рук под жабры. Рыбина, конечно, была великовата для меня, отчаянно сопротивлялась, исцарапала в кровь мои руки об камни. Я же, войдя в азарт, ничего не замечал и, вытащив налима из-под плиты, потихоньку пошел к берегу, продолжая держать его мертвой хваткой за жабры обеими руками. Сашка радостно скакал рядом, в одной руке держал мою рубашку, а другой иногда дотрагивался рукой до налима и, когда тот дергался, быстро прятал руку за спину. Второго мальчишки не было, он куда-то незаметно исчез.

С такой громадной рыбой, таким трудом пойманной, расставаться не хотелось, и когда мы дошли до тропинки на берегу, я считал, что раз я ее поймал, то она моя.

– Сашка, – сказал я, – давай эта рыба будет моей, ведь это я ее поймал. А мы с тобой будем ловить на мою удочку, и все что поймаем, будет твое.

В ответ на мое предложение на глазах у Сашки появились слезы, а нижняя губа задрожала. Вдруг со стороны плотины послышался крик:

– Баба Тося! Баба Тося! Вон наша рыбина! Вон какую мы поймали!

Сверху по тропинке шел второй, неожиданно исчезнувший мальчик и буквально волок за руку к нам здоровенную тетку. Сашка, как только увидел их, тут же кинулся навстречу с криком:

– Баба Тося! Это я поймал! Это я!

Я стоял, крепко держал рыбу за жабры и был в каком-то оглушенном состоянии. Тетка подошла, посмотрела на меня строгим взглядом, отобрала налима, развернулась и пошла назад в окружении прыгающих и галдящих вокруг нее мальчишек.

Мне было тяжело дышать, душила обида, на глаза навернулись слезы. Потихоньку собрался и вдруг быстро побежал домой, задыхаясь от обиды и почти ничего не различая из-за слез в глазах. Вбегаю во двор, а там бабушка, как всегда, в передничке, кормит кур. Я бросаю на ходу удочку в траву, утыкаюсь бабушке в передник и даю волю слезам. Выплеснув эмоции, комментирую свое состояние:

– Бабушка! Я поймал громадного налима, а у меня его отняли.

Для убедительности расставляю руки во всю ширь, демонстрируя истинную величину утраченной рыбы.

– Да как же ты его поймал такого? – спрашивает бабушка.

И я сбивчиво начинаю рассказывать, как забросил удочку, как подошел ко мне маленький мальчик, и как попросил помочь поймать налима, и как это было непросто, и как мне налим исцарапал все руки. А потом пришла злая тетка и налима у меня отняла.

– Глянь какой! И правильно отняла. Налим-то не твой, – сказала бабушка.

– А нашел бы его большой парень? И что? Он бы тебя звал? Поймал бы сам, ты бы и не знал.

Я перестал плакать, успокоился. До меня окончательно дошло то, что и так сидело в глубине души. Дошло, что пытался я претендовать не на свою добычу. Первый порыв был – вернуться к плотине и продолжить ловлю, но оставалась обида на грубость тетки. Я подобрал в траве удочку с кошелкой и пошел на речку ловить пескарей.

Однажды, когда мне только исполнилось семь лет, отец купил шашки и объяснил правила игры. Я так увлекся, что гулять ходил только с шашками. Через месяц играть со мной никто во дворе не хотел. Я обыгрывал всех, даже взрослых школьников. Внутри постоянно сидел зуд играть, а партнеров не было. Однажды вечером, когда отец пришел с работы, попросил его поиграть со мной, но отец отказался и сказал, что ни в какие игры не играет, что он всегда занят и пустого времени у него нет. Я, конечно, огорчился. А буквально через день, в воскресенье, к нам зашел сосед, Василий Иванович, с шахматами под мышкой.

Читать дальше