Борис Крестолюбов - Заоблачная звезда. Фарагундо

Чуть не сбив старушку и еле остановившись перед растопыренной пятерней он, не переводя дыхания, коротко выпалил:

– «Что Вам?»

– «Ты уже опоздал во многом мой мальчик и потерял половину себя!» – прохрипела старческим слабеющим голосом старуха.

Тут же Фарагундо попятился назад: всмотревшись в морщинистое лицо, он увидел утренний образ облака точь-в-точь похожий на лицо это пожилой женщины.

– «Изиде, сатана!» – прокричал он, все еще не выровняв свое дыхание и пятясь назад.

– «Не ходи на следующей неделе ни в один из дней к своему приятелю, у которого одна нога короче другой» – и тут же добавила:

– «Через него к тебе придет скорая смерть!»

Фарагундо одернуло.

– «Что?» – переспросил он и немного подал вперед голову.

Какое-то время они смотрели друг на друга и молчали. На перекрестке, где замешкался Фарагундо в разные от него стороны проходили люди и в этом замкнутом пространстве пересекавшихся улиц создавали иллюзию размешиваемого сахарного песка в стакане чая.

– «Я все сказала!» – прервала молчание старуха, и медленно обойдя парня начала свое движение на подъем в сторону пригорода.

Фарагундо молча, проводил ее взглядом. Вспомнив о цели своего начального движения, он повернулся в сторону залива и, ускоряясь, побежал к восьмому пирсу.

Время приближалось к обеду, но шхуны не было видно. К нему подошел соседский парень Андрэ и с усмешкой спросил:

– «Что случилось? Где твой отец, в это время Вы уже заканчиваете продавать рыбу и уже в голове тратите выручку!»

Фарагундо молчал и вглядывался в горизонт. Он ничего не слышал. Мысли его троились. То отец возникал в его сознании, то старуха давила его своей пятерней, то возникал образ приятеля с короткой ногой, с соседней улицы которого звали Юнта. Не дождавшись ответа, Андрэ махнул рукой и резко подался в сторону пригорода.

– «Что за бред! Где мой отец?» – сам себе в полголоса произнес Фарагундо.

Его мысли поплыли дальше. На горизонте появлялись корабли, но вглядываясь в их контур, он понимал, что это не шхуна отца, так как они имели три мачты, а шхуна отца, имела две мачты и больше походила на большую яхту.

На сердце становилось не спокойно. Прошло еще полчаса. Вот на горизонте в очередном судне он разглядел две мачты. Сердце радостно забилось. Шхуна подходила к пирсу, и Фарагундо узнав ее, успокоился. На капитанском мостике он увидел силуэт отца, и при виде своего родителя радость прилила в сердце нашего героя. Но шхуна по-прежнему не замедляла ход, заходя на пирс для швартовки, и Фарагундо размашисто замахал руками. Он знал, что его отец старый морской волк и владеет всеми правилами управления шхуной в любой ситуации. Но, несмотря на это, он не выдержал:

– «Паруса, убавляй паруса!» – закричал, что есть сил паренек.

Из его гортани вырвался надрывный и сдавленный хрип от опять нахлынувшего волнения. Шхуна подходила быстро и рассмотреть отца и что там происходит, было невозможно. Еще миг и правый борт шхуны с треском обтерся о соседний седьмой пирс. Продолжая движение по касательной и постепенно замедляя ход, она остановилась между седьмым и восьмым пирсами.

Обычно канат вылетал с борта сразу, так как отец четко владел искусством мореплавания и знал о своевременных и быстрых действиях при швартовке. В этом случае подхваченные швартовы мальцом Фарагундо мгновенно заплетались восьмеркой на кнехте.

Борт шхуны был выше пирса примерно на семь футов, поэтому опять Фарагундо не мог разглядеть отца. Он по-прежнему ожидал сброшенного каната на швартовку и подачу трапа с борта. Напряжение было максимальным и нервы не выдержали:

– «Отец, ты где? Что с тобой?» – зашелся криком Фарагундо.

И не дожидаясь ответа, он отбежал назад насколько шагов развернулся и выдохнув как будто собирался проглотить в раз бутылку рома, со всей силы в три прыжка подлетел к концу пирса и, оттолкнувшись, подпрыгнул и зацепился за верх борта. Подтянувшись и закинув ногу, он перевалился внутрь шхуны упав на палубу. Времени разлеживаться не было и он, вскочив побежал к мостику по слегка покачиваемой поверхности палубы.

Отец стоял на коленях перед штурвалом. Левым плечом и головой он упирался в него. Правой рукой он держался за одну из рукояток-лентяек штурвала. Фарагундо увидев отца в таком состоянии замедлился в движении, но полностью не остановился и наконец, приблизился к нему.

– «Отец, скажи, скажи, что с тобой? Папа, что случилось?» – полушепотом от растерянности и испуга выдавил он из себя.

Подхватив отца под подмышки сзади, он с особой осторожностью потянул его от штурвала и положил на бок на палубную часть мостика. Отец тяжело дышал. Глаза его были полуоткрыты, а точнее левый глаз. Правый подергивало судорогой, и он, то отрывался, то закрывался. Фарагундо приподнял голову отца и аккуратно подложил под нее свое колено. Губы отца слиплись, как слипаются от длительной жажды. С усилием он разомкнул их и еле слышно прошептал:

– «Меня укусила змея, когда вытас….» – сухой кашель оборвал фразу.

Сын не выдержал и крикнул:

– «Я, сейчас!» – и мягко положив голову отца, бросился в трюм.

– «Вода и что-нибудь под голову!» – пронеслось в его сознании.

Схватив старое полотенце и стеклянную флягу с водой в кожаной оплетке, что висела на стене, он выскочил на палубу и приблизился к отцу. Подложив полотенце под голову, и повернув отца на спину, он поднес флягу ко рту и стал лить воду ему на губы маленькой струйкой. Вместо того, чтобы пить, Патер немного приподнял руку, указывая на корму судна. С трудом разомкнув губы, и одновременно брызгая стекавшей на его рот водой, произнес:

– «Там змея!»

Голова его резко опустилась на бок, он закрыл глаза. Из груди на тяжелом выдохе вылетел один и следом за ним второй хрип. Он зашелся кашлем, открыл покрасневшие глаза и, вглядываясь в сына, как бы хотел что-то сказать. В одну секунду кашель перешел в выдох без конца и края…

Патер обмяк. Рот его неестественно приоткрылся. Глаза остались полуоткрытыми и как бы смотрящими сквозь лицо Фарагундо.

– «Папа, очнись! Папа ты что! Разве так можно! Па-па-а-а-а!» – разлетелось со шхуны во все стороны. Он прижал безжизненную голову отца к себе. На лицо Фарагундо сошла обида, перемешанная с только что родившемся горем и от безысходности он захрипел раненым в горло зверем.

На все крики и звуки со шхуны обратил внимание люд находившейся вблизи. Народ начал собираться и толпиться у борта. Из толпы понеслись вопросы от разных людей:

– «Что случилось? Эй, там помочь? Сбросьте трап и швартовы!»

Через некоторое время на борт заскочили несколько человек и приблизились к трагическому месту. Кто-то попытался осмотреть Патера, но Фарагундо держал его голову не отпуская. В его отрешенном от всего мира взгляде было только одно – не человеческое горе, которое приходит к нам в такие тяжелые минуты жизни!