Сергей Терещук - Мальчик и море. Непридуманные истории

И начиналось купание розовой девицы. Кустодиев, Микеланджело? Забудьте! Если бы у художников были такие натурщицы, то живопись была бы совсем другой. Они не были толстые! Ни единой складки жира. Ни одной перетяжечки. Их упругие формы переполняла жизнь. Распирало от здоровья и молодости. Ещё чуть-чуть, и они лопнут! Или улетят, как надувная кукла. Природа создавала их крупными мазками, не жалея красок на изгибы и округлости. Когда вода стекала по их телам, они светились изнутри, как закатное солнце. Их фигуры были абсолютно одинаковы по форме. Отличалась только величина. Чем старше, тем больше. Их можно было вкладывать одну в другую. И первый раз в жизни я испытал неведомое для меня тогда возбуждение. Очень захотелось сходить в кустики, но я не мог оторвать глаз… Все очарование закончилось, когда на вечернее омовение вышла маман. Моментально! Как только упала белая рубашка, краски заката превратились в серые сумерки. Повеяло вечерней сыростью. Мрачные стены смотрели на нас стальными черными глазами. В глубине сада что-то хрустнуло. Вовкина мать, уже еле различимая в потемках, закричала в пустоту:

– Кто здесь! А ну, кому-то я сейчас…

Но мы не стали дослушивать, что именно! Мы побежали. Как два зайца с прижатыми от страха ушами и выпрыгивающими сердцами. Тьма, сырость и шорохи гнали нас с Вовкой прочь из Затерянного мира. Путаясь в паутине и царапаясь о колючки малины, мы бежали без оглядки к ржавым воротам. Вовка без труда прошмыгнул в проем между двумя створками, а я застрял. Казалось, от страха я стал ещё толще.

– Вовка, помоги! Тяни меня.

Вовка начал тянуть. Рубашка затрещала, по спине полоснуло что-то острое и мы вдвоем шлепнулись на булыжники холодной мостовой. Вовка посмотрел на мою спину. Дыхание срывалось. Во рту пересохло.

– Сережа, у тебя кровь!

– Ага!

В этот момент меня интересовало совсем другое.

– Вовка, а ты на них должен будешь жениться?

– Не знаю… наверно. Как папа скажет…

Вовка грустно почесал затылок. И тут я услышал голос своей мамы.

– Сережа! Сережа…

– Меня ищут. Я побежал! Мама, что?

– Дооомой.

– Иду! Пока, Вовка…

И мы разбежались по домам.

На следующий день я стоял у полуподвального окна часовой мастерской и звал своего друга. Форточка открылась, и показалась Вовкина голова.

– Вовка, выходи!

– Не выйду.

Вовка не смотрел мне в глаза. За ним в полумраке комнаты маячила большая тень его мамы.

– А почему не выйдешь? Тебя наругали?

– Мама не разрешает с тобой играть…

И, понизив до шепота голос, добавил:

– Мама казала шо ты толстый…

Я смотрел на своего друга и не понимал связи между этими двумя вещами. Может, его мама боялась, что я его съем? И тут раздался её голос:

– Вовка, кому казала, закрывай фортошку!

Мой, теперь уже бывший, друг закрыл окно, слез с подоконника и исчез в темноте часовой мастерской навсегда. Случилось все это в Черновцах. А потом наша семья переехала в Баку.

Жизнь толстого ребенка жестока и трудна. Опасности подстерегают его на каждом шагу. К тому же, надо принять во внимание, что все это усиливалось моей доверчивостью и наивностью. А еще несуразным внешним видом. Я ходил в шортах, сверкая бледными ляжками на Бакинском солнце, вызывая издевки моих сверстников и улыбки прохожих. Вот эта часть гардероба и спасла меня от неминуемой гибели… ну, или от пары синяков, хотя они же, эти дурацкие шорты, и были виноваты в случившемся. Несмотря на мою полноту, я не был прямо-таки неуклюжим. Очень любил играть в хоккей на асфальте и лазать по деревьям. Единственное, чему я так и не научился, так это кататься на велосипеде! Я, наверно, единственный из всех, кого знаю, кто не умеет этого делать. Просто пару раз так шлепнулся в попытках удержать своё круглое тело в седле, что отбил себе все, включая желание обуздать этого двухколесного мустанга! Что касается хоккея, то меня ставили на ворота, надо же было как-то во благо использовать мою обширность. А я и не сопротивлялся! Мне нравилось стоять на воротах и быть последним рубежом! Надеждой команды! И не безуспешно, надо вам сказать! Все были рады! Кроме моих родителей… Ворота я спасал, а вот локти, колени и одежду нет! Все было принесено в жертву великой цели! Ссадины, царапины, синяки, разорванные брюки – это были мелочи по сравнению с пойманным теннисным мячом, которым мы играли в хоккей. Команды противника из соседних домов это очень злило! Увидев пухленького мальчугана семи лет в воротах, никто не мог поверить в то, что этот ПОНЧИК способен самоотверженно броситься под удар клюшкой и в шпагате, треща джинсами по швам, закрыть дальний угол ворот! Ух, как же их это раздражало! Обзывали как могли! Жиробас или жиртрест – было самое безобидное прозвище. А я в принципе и не обижался! Я делал своё дело! И этим мстил своим обидчикам.

Так вот. Про шорты. Я очень любил лазать по деревьям! Представляю, как это выглядело со стороны… Огромное тело мальчика, которому на вид все тринадцать лет, карабкается по бедному растению, которое гнется под непомерной тяжестью. А мне-то было всего семь, а по наивности так и все пять! Нет, я не был умственно отсталым! Просто я был, как мама меня называла, одуванчиком… Таким же бесхитростным, с огромной копной светлых волос… Стебелёк только был толстоват. А так вполне себе одуван. А папа ещё иногда называл меня лопушок… Вот такой я был странный гибрид. Селекционный эксперимент, если хотите…

Залезая на дерево, я становился капитаном Немо! А дерево превращалось в мой Наутилус! Так я был покорён этим фильмом про бесстрашных героических людей! Особенно капитаном Немо! Это я потом узнал, что играл его Владислав Дворжецкий, когда сражён был его Хлудовым в фильме «Бег»! Опять я отвлекся… Так вот, лазал я по деревьям в коротких шортах, демонстрирующих складочки на моих ляжках, не обращая внимания на комментарии и косые взгляды окружающих! Фраза: «Дылдак здоровый, пожалей дерево! Почему не в школе?» – была самой распространённой. Никому и невдомек было, что в первый класс я собирался только в сентябре. Поздно я в школу пошел.

И, видимо, не только на людей мои пухленькие ножки в коротких шортах действовали как красная тряпка, но ещё и на насекомых. Вокруг дома, где жили мои дедушка с бабушкой и где я проводил все лето, росли деревья тута или шелковицы, как её ещё называют. В Баку это называлось тут или тутовник. Ну, не важно! На вкус и притягательность ягод это никак не влияло! Короче, тут он и в Африке тут, и в Баку тут. А осам все эти названия вообще до жала! Главное, что сладко и много. А тут какой-то бегемотский детёныш в шортах, ползёт по их дереву… Помните про Винни-Пуха? Только там пчёлы были… А я на самый верх уже залез! Уже почти добрался до капитанского мостика на уровне третьего этажа, как вдруг почувствовал обжигающие укусы сразу в трёх местах моих незащищенных ног. Где уж тут было держаться за ветки? Я схватился за очаги покушения на моё тело и… полетел вниз. Я кричал от страха, цепляясь руками за все, что мог, но продолжал падать. Тонкие ветки обламывались, не выдерживая моего веса. Чёрные спелые сочные ягоды тутовника осыпали меня со всех сторон, и вдруг я повис, не долетев одного метра до земли. Подо мной расстилался сладкий липкий ковер из плодов вперемешку с листьями и мелкими ветками. Надо мной было пять метров обломанных веток и продолжающих падать ягод и рой рассерженных ос. Вот это погружение на глубину! Я раскачивался на ветке, которая чудесным образом проникла под мою короткую штанину и вылезла из-за пояса. Наверно, я был похож на колобка на вертеле. Мои попытки слезть самостоятельно не приносили результатов. Барахтаясь в воздухе руками и ногами, я звал на помощь. Но мой Наутилус находился с торца дома вдали от пешеходных тропинок, да и солнце было в зените. В это время на улице могли быть только Серёжа и осы! Даже кошки с собаками прятались в тени, изнемогая от жары. Я продолжал бултыхаться и барахтаться, отпугивая мерзких желто-полосатых пернатых, покрываясь потом, пылью и черными сочными плодами дерева. Природа услышала мои стенания, ветка обломилась, и я шмякнулся в липкую жижу из тута, земли и всего, что обвалилось в результате моего падения. Мне стало горько и обидно! Горели укусы. Внутренняя сторона правого бедра, лодыжка левой ноги, и под коленкой тоже был укус. Там даже прилипла бедная тушка дикого зверя, погибшего, геройски защищая свою добычу в виде шелковицы. А ещё многочисленные порезы и царапины, полученные во время падения, щипало от пота. Я шёл домой и плакал. Две кошки с криком шарахнулись в разные стороны, собака, спавшая в тени на тротуаре, встала и перешла на другую сторону двора. И вот такой нарядный, в слезах и черной липкой глазури, я предстал перед моей бабулей. Она только всплеснула руками:

Читать дальше