Сергей Аникин - Отчаянная и другие рассказы

– Что? – не понял Дмитрий.

– Ты тут не единственный десантник. Я воевал в Дагестане, и в первый день у нас полегло двадцать солдат, – затушил бычок о жестяную пепельницу мужик. – Так что не роняй мне слёзы в пиво. Послужил, вот и всё, привыкай. Хватит ныть.

– Федя, это что за урод? – повернулся Дмитрий к другу.

– Я не знаю. Да ну его, не бери в голову.

– Знаете что, – ударив кулаком по бильярдному столу, крикнул Дмитрий. – Вы все уроды!

– А ты – тряпка, штопаное дерьмо, – ударил кием в пол лысый.

– Что ты там вякнул? – попытался схватить его за куртку Дмитрий. – А ну иди сюда.

– Ну, давай, ударь меня, чертов инвалид, – нахмурился мужик.

– Да я тебя и сидя порву, – замахнувшись рукой, кричал Дмитрий.

К лысому подошли два здоровых охранника и схватили его за руки.

– Ты заткнись, – подошёл и закрыл собой Дмитрия Фёдор.

Он взял коляску Дмитрия за ручки повёз его к выходу.

– Постой, отпусти меня, я еще хочу выпить, – сопротивлялся тот.

– Я думаю, тебе уже хватит.

– Нет, не хватит, – сердился Дмитрий.

Друг подвёз его к столу. К ним подошла та же официантка и принесла на чёрном подносе бутылку водки. Дмитрий схватил её, мгновенно открыл и начал залпом пить. В клубе зазвучала музыка восьмидесятых.

– Братан, подтолкни меня, – подъезжая к сцене, сказал Дмитрий.

– Ты борщишь. Я думаю, на сегодня достаточно развлечений, – прошептал Фёдор.

– Нет, не достаточно, я ещё не нагулялся, – заезжая на кресле на сцену, произнес Дмитрий.

На подиуме девушки извивались у шеста, как змеи в джунглях. Он начал в такт музыке крутить головой и ездить по сцене.

– А у тебя неплохо получается, малыш, – сказал ему брюнетка.

Дмитрий пил водку из горла и улыбался.

– Тренировался, наверное? – держась руками за шест, осведомилась блондинка.

– Всю жизнь, девочки, ради вас, – он швырнул на сцену пустую бутылку. Та мгновенно разбилась, и осколки разлетелись по сцене. Девушки взвизгнули и убежали. Дмитрий качнулся еще раз, кресло поехало вперед, и он упал на спину прямо на сцену.

– Опять нажрался до поросячьего визга, – схватил его за плечи Фёдор.

– Плевать на эту чёртову жизнь, – орал Дмитрий. – Дайте мне кресло, я хочу танцевать!

На улице ветер и ливень не прекращались. Лило, как из ведра.

– Спасибо, Федя, – пьяным голосом говорил Дмитрий.

Его коляска заехала на порог дома. В прихожей загорелся свет. В белой ночной сорочке вышла мама.

– Что с тобой? Ты опять пьян? – спросила она.

– Привет, мам, – заикающимся голосом сказал Дмитрий.

– Ты опять пьяный. Боже мой! Мой сын – алкоголик, – мама подошла к коляске и обняла себя за плечи.

Дмитрий сорвался со стены в прихожей деревянный крест и стал на него смотреть.

– Не тронь крест, – вырвала у него распятие из рук мать.

Дмитрий крепко держал распятие правой рукой, не отдавал. А левой крутил колеса инвалидной коляски в свою комнату.

– Вот в это ты веришь, – показывая матери распятие, говорит Дмитрий. – Ты в это веришь, а я – нет.

Он заехал к себе в комнату, мать зашла следом за ним, включила свет.

– Я больше не верю в него! Он провисел всего три дня, а мне всю жизнь мучиться. Лучше бы я сдох! – кричал сын.

– Думай, что ты говоришь, – села на кровать мать.

– В этом проблема, мама! Мне еще жить, крутить колеса, напоминать про Афганистан. Общество меня не хочет видеть. Всем плевать на меня.

– Сынок, давай поговорим! – просила мама.

– Нет, мама, мы не будем говорить сейчас. Я – долбаный дебил, что верил в любовь. Ладно, давай завтра поговорим.

– Не доводи меня до слез, сынок, успокойся.

Дмитрий подъехал к письменному столу и сильными руками перевернул его вверх дном. На пол с грохотом упал монитор. Рассыпались ручки и карандаши.

– Сержант, взвод построен! Смирно! Налево, шагом марш! – переходя на истерический крик, отдавал честь дрожащей правой ладонью Дмитрий.

– Боже, кем ты стал? Тебе помощь нужна, – заглянув в комнату, сказала мама.

– Мне не нужна помощь. Иди со своим боженькой…

Дмитрий увидел, как мать побежала в ванную, схватила махровое полотенце и вернулась в комнату.

– Что ты сказал мне? – кричала мать и била его по лицу полотенцем. – Во что ты превратился?

Потом она бросила полотенце на кровать и убежала на кухню. Дмитрий поехал за ней следом.

– Заткнись, ты всё уже сказал, – кричала мать. – Иначе я возьму сейчас сковородку и огрею тебя!

– Нет, мам, я еще не всё сказал, – произнес Дмитрий, – ты говорила, сходи в армию, отслужишь, станешь мужчиной.

Мать замахнулась сковородкой, но он знал, что она не ударит.

– Я не заставляла идти тебя в армию, – плача, говорила она.

– Заставляла! Бога нет, он мёртв, как мои ноги, – сорвался на крик Дмитрий. – А я – есть. И это инвалидное кресло тоже есть до конца жизни.

– Выйди отсюда, – крикнула мама.

– Да пошла ты! – Дмитрий резко поворачивает кресло-каталку и выезжает на улицу. Каталка отлетает в сторону, он ударяется носом об асфальт, а локтем – о бордюр. В районе переносицы слышен хруст. Кровь смешивается с дождём.

– Нет-нет-нет! – кричит мать, падая на колени рядом.

Что это, сон? Дмитрий на своём инвалидном кресле выезжает на пляж. Он жмурится от яркого солнца. Оно ослепляет его. Он смотрит на бегущие к берегу голубоватые волны, встаёт на свои ноги, шагает вперёд, потом ещё. И ещё. И бежит прямо к морю, забегает в него, ныряет, выныривает и плывёт вперёд. На его лице радостная улыбка. Только он слышит голос мамы, который зовет его. Дмитрий останавливается, встает на ноги в воде. Сзади волны сгущаются и накрывают его с головой, но он идет к берегу. Кругом почему-то темно, отдыхающих нет. А у самой воды стоит его инвалидное кресло.

– Прости меня, сынок, – слышит он сквозь дрёму и туман голос мамы.

Дмитрий открывает глаза, все двоится. Он лежит в отдельной палате. Рядом сидит мама. На лице – слёзы. Дмитрий трогает руками свои ноги, они по-прежнему мертвы.

Его отдельная палата была очень маленькой. Рядом с койкой справа стояла небольшая серая тумба. Слева – мониторы, которые показывали жизненные функции. Он лежал под системой. По мониторам ползла извилистая зеленая «гусеница». Справа находилось пластиковое окно. Оно было закрыто белой занавеской. В центре палаты под потолком висела небольшая люстра.

– Зачем ты это сделал? – спросила мать, увидев, что сын пришел в себя.

Дмитрия что-то кольнуло в нос, боль была такая, будто его ужалила пчела. Он дотронулся до носа и обнаружил на нём приклеенный пластырь.

– Мам, оставь меня в покое, – повернул он голову.

Мама достала из чёрной сумки носовой платок.

Дверь в его палату открылась, и зашла медсестра в белом халате. На подносе она несла два бутерброда и чай. Дмитрий появление завтрака проигнорировал и уставился в потолок.