Валерий Айрапетян - Пересечение

Мы сидели, потрясенные обрисованным дядей маршрутом, ведущим к процветанию и богатству, – таким очевидным и близким: протяни руку, и вот оно, счастье.

– А вы думали, в жизни как? Как в футболе? Раз-два и обмотал всех, к воротам вышел? Оп-хоп и гол? Нет! В жизни не всё так. Вот смотрите, – дядя посмотрел на нас устрашающе, как перед решающей исход боя атакой. – Что вы будете делать, если кто-то будет мешать вам разбогатеть? Бизнес захочет отнять, сука! Бизнес! Поросят ваших! Отдадите ему? Подарите ему свой, так сказать, мяч?

– Не знаю, дядя, наверное, надо сесть, поговор… – предположил было Артем.

– Куда сесть? На хер ему сядешь, если сесть ему предложишь! «Сесть и поговорить». Фу! – Дядя поморщился и сплюнул. – Убить надо! Убить суку! Убить и закопать.

Дядя завертел головой, словно искал наиболее подходящее для захоронения трупа место.

– Вот за дорогой в саду и закопать!

– А если найдут?.. – нерешительно возразил Армен и испугался этой своей нерешительности.

Дядя сделал глубокий вдох и запрокинул голову. Ворот его рубашки разошелся в стороны и, казалось, тоже обильно вздохнул.

– Ну кто там придет? Менты или бандиты – больше никто не придет. А если придут, то на вашу половину поля придут. – Дядя выдержал небольшую паузу и переставил яблоко с одной половины стола на другую. – Поэтому их тоже убейте. Убейте и закопайте, как собак!

Тут вышла на крыльцо сестра Надя и прокричала в нашу сторону:

– Мальчики, принесите воды!

Мы синхронно привстали, намереваясь пойти за водой.

– Сидеть! – рявкнул дядя. – Вы мужчины или тряпки, я не понял? Вы что это под женщину ложитесь? Она вам сейчас приказала, а вы слушаетесь. Хм. Пусть с уважением попросит или сама воду носит.

Я прокашлялся и громким сбивчивым голосом человека, вынужденного грубить другому, грубости этой не заслужившему, обратился к сестре:

– Надя, попроси с уважением!

– Что?..

– Попроси с уважением…

– Ты что, на солнце перегрелся, что ли? Вода нужна, посуду мыть нечем!

– Надя, – трагическим тенором вписался Армен. – Скажи, пожалуйста, «пожалуйста».

– Да вы с ума сошли там!

Надя метнулась в дом и хлопнула дверью.

– Да-а-а… – разочарованно протянул дядя. – Распустили вы своих женщин… Плохо это.

Следующая неделя прошла под знаком нашего становления. Из обычных подростков дядя намеревался выковать Настоящих Людей. Неделя пропахла потом, как рубаха пахаря. Мы просыпались с петухами. После умывания дядя выгонял нас на часовую пробежку: раз за разом мы обегали кругами холм, пока наш наставник сидел на табурете и читал «Трех мушкетеров», оглаживая свободной рукой волосатую грудь. Иногда он поглядывал на свои «командирские» и сообщал нам, пробегавшим мимо: «Еще пару кругов» или «Не сбавляйте скорость».

После пробежки мы подтягивались на сооруженном во дворе турнике, после турника – отжимались от пола. В промежутках – приседания, махи ногами, скакалка. По окончании тренировки, раздевшись до трусов, мы подходили по одному к дяде, который зачерпывал ведерком из бидона и окатывал нас ледяной водой. После разрешался завтрак, но не очень плотный. Два яйца всмятку, сухари, чай. Едва успев перекусить, мы выбегали во двор отрабатывать пасы и удары. Роль футбольного мяча исполнял мяч баскетбольный – неуклюжий, тяжелый резиновый уродец, издававший при ударе ногой глухой омерзительный звук, свистящий и полостной, какой, вероятно, издает упавший с высоты человек, ушибив легкие. Птолс! Птолс! Птолс! Пасовали друг другу по прямой, в стороны, назад. Били по воротам – кирпичной стене сарая – с короткого расстояния, и, дабы упразднить в нас страх летящего навстречу тяжелого мяча, дядя связывал шпагатом очередному вратарю руки за спиной и наставлял принимать мяч грудью или головой. Армен, принявший мяч животом, сложился пополам и корчился от боли.

– Встать! – скомандовал дядя.

Мне мяч влетел в переносицу и скулу, отчего слезы сплошным потоком заструились по щекам, размывая грязный пупырчатый след.

– Плачут бабы! – резюмировал наставник.

Артем ловко принимал грудью, но раз потерял равновесие и рухнул плашмя на землю, точно расстрелянный партизан. Пытаясь встать, брат сучил ногами, и, когда мы с Арменом дернулись на помощь, дядя осадил нас:

– Кто сам не встает после падения, того добивают!

После общей физической подготовки и работы с мячом нас ждала лекция на тему «Жизнь и игра».

Теория футбола в изложении дяди строго привязывалась к жизненным ситуациям. Дать пас игроку своей команды – помочь другу в делах, пас чужому игроку – предать свои интересы в бизнесе, играть красиво – жить красиво, обмотать противника – уметь хитрить и думать наперед, забить гол – достигнуть цели, забить гол в свои ворота – спустить все деньги на женщин, попасть в штангу – упустить шанс, получить красную карточку – сесть в тюрьму, пенальти – расплата за косяки.

Общение с сестрами и другими родственницами, не приходившимися нам матерями, также было подвергнуто глубокой ревизии. Без их «пожалуйста» и «очень прошу» мы делали вид, что ничего не слышим. Надо отдать должное умению женщин приспосабливаться к новым социальным вызовам: отношение к нам стало предельно деликатным и уважительным, что опять же принесло дополнительные дивиденды женской половине. Вдохновленные нашим становлением, мы, помимо обычной работы – носки воды, косьбы, колки дров, забоя скота и птицы, – помогали развешивать белье, чистить овощи, драить полы и мыть окна. Даже просьбы отцов «Сынок, вынеси мусор», «Принеси воды», «Пойдем перетащим бревно» мы выполняли не столько исходя из общего принципа помощи ближнему, сколько повинуясь невидимому и оценивающему дядиному взгляду, обращенному в нашу сторону.

Женщины с восторгом смотрели на родственника, сумевшего подчинить себе и облагородить трех разгильдяев. Мужчины, опасаясь открыто признавать успех воспитательной методы Гранта, выражали свое согласие молчаливым невмешательством в процесс. Напротив, дед Сергей, обожженный обидой, громко возмущался тем, что прежде мы имели наглость не подчиняться его диктату: «Такие бездельники были, слова им не скажи! Старость не уважали!»

Неделя тренировок близилась к концу, впереди маячила следующая. С каждым днем мы всё менее ощущали усталость, встречая новое утро в состоянии радостного душевного подъема, готовые к труду и свершениям.

Первый день второй недели нашего становления задался жарким уже с утра. После утренней тренировки, хозяйственных работ, разговоров о жизни и футболе, сдобренных наглядными примерами из богатой дядиной биографии, мы сидели в полном семейном составе за большим столом и заканчивали обед, наслаждаясь прохладой дома и вкусом окрошки. Дед Сергей не допел свою печальную песню и уже собрался отбыть к послеобеденному сну (вставая из-за стола, шумно отодвинул стул), когда в проеме двери появился растерянный дядя Саша и, выцепив взглядом Гранта, сказал: «К тебе». Сказал – и отступил в сторону. Из темной передней в гостиную вплыло большое и мягкое, складчатое и остро пахнущее женское тело, вспотевшее и явно взволнованное моментом. На обильных грудях, выпирающих из глубоко декольтированной кофты, проступили багровые пятна. Темное землистое лицо, составленное из полных, словно надутых изнутри и сдвинутых к вздернутому носу щек, гузки подбородка и узкой полоски лба, увенчанного рядком жидких завитушек, прятало крохотные черные глазки – едкие и беспокойные глазки маленького человека, близкого к большой цели.