Валерий Шилин - Чашка кофе

С прокладкой трассы справились быстро, оставалось в запасе ещё минут двадцать пять.

– Парни, генерал по какой дороге будет проезжать? – спросил Дёмин.

– Вот по этой самой, на которой мы стоим, – ответил Тихонов. – По полю он не поедет – машину гробить жалко.

– Товарищ старший лейтенант, есть идея…

– Ты что опять придумал?

– Приготовим ему сюрприз.

– Это как?

– Давай на дороге ловушку поставим – муляж мины с сигнальными ракетами. Я всё покажу и сделаю, а?

– Булавко не дурак, он ездит осторожно, его не проведёшь.

– А мы аккуратненько. Говоришь, генерал хитрый? Вот здесь делаем имитацию минирования. Подмарафетим, но чтобы чуток видно было, а для пущей интересности сделаем так, будто через дорогу танк прошёл.

– Да какой тут, к чёрту, танк! Ты о каких учениях говоришь? – запротестовал подошедший Дурникин.

– Всё верно. Он сразу смекнёт, что дело лопухи делали, расслабится. А на войне, ребята, расслабляться нельзя. Получается, ему двойная ловушка. Уйти вправо не даст кювет. Начнёт делать манёвр влево, а тут мы его будем ждать. Вон за тем кустиком. Как только подойдёт, мы кнопочку-то и нажмём.

– Ну, блин, Дёмин, ты меня сегодня поражаешь, – признался Княжев, почёсывая затылок. – Только боюсь я. Как бы генерал нам шкурку от… на голову не натянул за такие выдумки.

– Ничего, он вчера выразил пожелание, чтобы мы доказали, что не зря казённые щи хлебаем. Вот и докажем.

Когда всё было готово, Княжев по рации связался с КП. Оттуда пришла команда, что эта фаза учений для сапёрно-диверсионного взвода закончена. Надо ждать прибытия комиссии.

Уже через пятнадцать минут приехали Варма и ещё два офицера. Стали проверять минное поле, трассу и укладку тротила под мостом. Комиссии работа понравилась, особенно схема под мостом.

– Грамотно, я бы даже сказал, с юмором сработано. Княжев, готовь ходатайство о поощрении командира отделения, – распорядился Варма, выходя на дорогу, где всего в нескольких шагах, замаскировавшись, залегли Дёмин и Тихонов.

Генерал сразу засёк закладку, остановил уазик, вышел, осмотрел, скривил физиономию:

– Хреново сделано, комбат! Я её ещё вон с того поворота обнаружил! – крикнул он Варме.

Булавко снова влез в машину, указал водителю, как объехать учебную мину, чтобы правым колесом не нарваться. Но только уазик чуть продёрнулся влево и вперёд, раздался хлопок и в вечернее небо взвились три сигнальные ракеты: жёлтая, красная и зелёная.

От неожиданности водитель со всей силы дал по тормозам, генерал клюнул вперёд, чуть не стукнулся о панель. Варма и члены комиссии тоже трухнули, но не от взрыва, а от того, как из машины вылетел рассвирепевший Булавко.

– Это что за хрень-перехрень, мать вашу перемать?! Кто минировал?!

Из-под куста, стряхивая с себя прошлогодние листья, ветки и траву выползал Дёмин. Тихонов оставался лежать, дыша через раз.

– Рядовой Дёмин, ко мне! – прогремел генерал.

По команде, услышав свою фамилию, он побежал, потом перешёл на строевой шаг.

– Товарищ генерал-майор, рядо…

Булавко прервал его:

– Ну-ка покажи, как ты меня рассчитал?

У всех присутствующих вид был бледный. Особенно напрягся Варма.

Дёмин исповедался как на духу: жестикулировал, показывал расчётную траекторию движения автомобиля, расчётную мощность заряда, про уловку с имитацией следа танка тоже упомянул…

Булавко подвёл черту:

– Достаточно. Мне всё понятно. Словом, продолжай служить в своей части, воин. Вот б…дь, генерала решил подраконить!

Весть об этом инциденте распространилась быстро. Если реакция рядового и сержантского составов была откровенно положительной («Это надо же, наш Гриня генерала перехитрил!»), то офицеры отнеслись к этому более сдержанно, только Княжев сиял, как бляха на ремне у дембеля:

– У Дёмина – моя школа!

В последний день учений генерал принимал парад.

Выстроившись в колонну по двое, солдаты чеканили шаг под батальонную строевую песню:

Дёмину настала пора увольняться в запас.

Варма никогда не расспрашивал о его прошлом, о его разговоре с Булавко. Он, конечно, о чём-то догадывался, но совать нос в чужие дела – не офицерское дело. Он дал команду заму по тылу свозить Дёмина в окружное ателье, сшить ему парадный мундир солдатского покроя, но из офицерской диагонали. Пуговицы пришить также офицерские.

Зам хотел (в порядке инициативы) и шапку офицерскую выдать, но Дёмин от такой щедрости отказался.

– Шинель-то у меня солдатская, китель не видно, но если шапка будет не по уставу, то любой наряд остановит, начнёт мозги кочкать.

По ходатайству Княжева комбат подписал приказ «присвоить рядовому Дёмину очередное воинское звание “ефрейтор” в связи с увольнением в запас».

Обычно ефрейторскую лычку среди солдат пренебрежительно называют «соплёй», но тут Дёмина поздравляли без подколов и язвы. Заслужил.

Уже подписаны все документы, получены дорожное довольствие и билеты.

Дёмин подошёл к Княжеву.

– Ну вот, товарищ старший лейтенант, хочу попрощаться. Подошёл настоящий happy end.

– Это в каком смысле?

– Служба окончена. Если что не так, зла не держи, старлей.

– Мы ведь уже не на службе. Зови меня по имени.

– Хорошо, Сергей.

– Чтобы толком человека узнать, его метрики и послужного списка мало. – Княжева явно потянуло на риторику и философию. – Надо не только вместе пуд соли съесть, но и вместе одно дело делать… Слушай, а ты вправду тогда от перевода в штаб округа отказался?

– По-настоящему, об этом и речи не было. Так, просто рекомендации.

– Так ведь в штабе жизнь полегче, почище, не то что здесь, в грязи копаться, – Княжев испытывающе смотрел Дёмину прямо в глаза.

– Кажется, у Владимира Армишева есть такие стихи:

– Грязь, брат, не та, что на солдатских руках и сапогах. Нравятся мне наши ребята, но пора мне возвращаться домой. Чувствую, настал и мой час – время подъёма, – пожимая Княжеву руку, закончил Дёмин.

Дык был выходцем из интеллигентной семьи. Отец – министр, мать – преподаватель Ханойского университета. Ему пророчили хорошее будущее. В 1968 году в составе группы вьетнамских студентов был направлен на учёбу в Чехословакию. Однако этим планам не суждено было сбыться, так как в тот самый год наши и партнёры по Варшавскому договору ввели туда войска. Его быстро переоформили и отправили в СССР. В Воронеже он целый год изучал русский язык. Там же была сформирована группа для дальнейшего обучения иностранным языкам в Пятигорске.