Мухаммед Шукри - Голый хлеб. Роман-автобиография

Однажды я случайно увидел нашу соседку, наполовину обнаженной. Я пришел попросить что-то для кухни. Груди ее свисали, живот был толстый и в складках, все ее тело было дряблым и обрюзгшим. Странно! Если у всех женщин тело не так прекрасно, как тело Асии, то женское тело отвратительно, совершенно отвратительно…

Постепенно меня все больше и больше стал занимать мой член.

Мой пенис свербел у меня дни напролет. Он причинял мне боль. Нервный и нетерпеливый. Я ласкал его пальцами, чтобы усмирить его. А он поднимался и раздувался, становясь красным и задыхающимся. Яйца тоже болели, когда мне не удавалось удовлетворить свое желание. У меня перед глазами образ тела, образ Асии. Губы мои касаются ее кожи, ее грудей, она не сопротивляется. Она ласкает меня. Пальцы ее касаются моих губ. Она целует меня в плечо. Наши тела снова сплетаются. Я воображаю сон. Уже виденный сон. Нежное объятие. Я продолжаю переживать этот образ, достигая вершины наслаждения, до полного изнеможения и возврата к реальности.

Я пошел к Асии и все ей рассказал, все, что произошло с того момента, когда она купалась в саду, и до сна. Слегка разозлившись, она стала гоняться за мной. Я бегал быстрее нее, но поддался и позволил ей догнать меня, и мы вместе упали на землю. Я поднялся, чтобы убежать, но она простила меня. Тогда я пригласил ее съесть вместе со мной яйцо вкрутую. В то время я изобрел один очень хороший способ варить яйца. Я заворачивал их в мокрый носовой платок или в газетный лист и, закопав их, разжигал небольшой костер. Еда проще некуда. Яйца, сваренные в тепле земли и несколько фруктов. Я дал ей задремать под деревом, а сам забавлялся, наблюдая за тем, как она спит.

У нее был младший брат. Помоложе меня. Мне доставляло удовольствие оставаться с ним. Мне нравилось чувствовать его тело рядом с моим. Делить с ним еду было для меня чем-то чувственным.

Новая игра: изводить спички коробками. Я садился на край бассейна, брал несколько спичек и, поджигая их, бросал на испуганных угрей. Будучи нетерпеливым ребенком, я чувствовал себя по-настоящему счастливым при виде этой короткой вспышки огня. Несколько спичек вырвались у меня из рук и попали на изгородь из сухого тростника. Я не обратил на это внимания. Я продолжал забавляться до тех пор, пока не услышал какого-то потрескивания. Огонь был прямо за мной. Чтобы потушить его, я бросал все подряд: камни, палки… Я спрятался в конюшне. Крики. Я услышал, как знакомые голоса зовут на помощь. Охваченный паникой, я зарылся в стог сена. Наступила ночь, а я все не покидал своего убежища на скотном дворе. Там была одна корова голландской породы, от которой я не мог оторваться. Я начал гладить ее сосцы, раздувшиеся от молока. Я сосал их как младенец. Она позволила мне сделать это. Так я нашел себе новое пристанище. Днем я бродил по улицам, а вечером забирался в стойло. На третью ночь я попал в ловушку, приготовленную моим отцом, который запер меня в доме и отхлестал ремнем. Соседи выломали дверь, чтобы спасти нас, мать и меня от безумной ярости отца. Тело мое было в крови, у матери был большой синяк под глазом. У меня болело все, и я нигде не находил себе места. Ах, если бы было можно уснуть между небом и землей, прикорнув на облаках!

Спустя несколько дней я вернулся в кофейню. Снова мелкие поручения, киф, вино и маджун. В доме хозяина кофейни я увидел, как его дочь нагнулась, стирая белье, и платье у нее задралось. Она показалась мне старше, чем раньше. В любом случае, она была старше меня. Я долго наблюдал за ней и почувствовал, как во мне зарождается какая-то агрессия против этого тела. То насилие, жертвой которого я был, извращало мое восприятие. Девушка посмотрела на меня, улыбаясь. Ее платье задралось от ветра. Я, не отрываясь, смотрел на нее и думал об Асии, которая, конечно же, была куда красивее, но эта – ее звали Фатима – казалась мне ближе, и доступней. На самом деле, Асия была лишь далеким воспоминанием. Фатима остановилась на мгновение, потянулась, чтобы избавиться от усталости. Ее наполовину обнажившиеся ляжки были достаточно толстыми. Одним жестом она опустила подоткнутый подол, и вид у нее стал пристойный. Я был недоволен, я мысленно представлял себе, как задираю ей платье, а она опускает его, я хлещу ее по щекам, она сердится, а я в отместку поджигаю ее подол. Пламя ползет по одежде, доставляя ей удовольствие. Как прекрасна она была, когда огонь раздевал ее!

Она сказала мне со злостью в голосе:

– Чего тебе надо? Ты что, заснул? Ты на земле или витаешь где-то в облаках?

Я разочарованно протянул:

– В кофейне больше нет сахара.

– В конце концов, ты что, не знаешь, где лежат запасы сахара. Только этого не хватало… Ты сегодня какой-то странный…. Что с тобой? Я, пожалуй, скажу об этом отцу.

Понурив голову, я пошел за сахаром. Я всегда находил предлоги, чтобы войти в дом, когда Фатима была там одна. Так, я раздевал ее с помощью огня, когда мне этого хотелось. Она привыкла к моим предлогам, а я, я понял причину ее напускного дурного настроения. Обмен взглядами и мало слов. Однажды ночью наши тела встретились для тепла и для игры. Они по очереди накрывали друг друга. Я ласкал ее. А в мыслях я воображал себе, как эта нежная рука со всей силы бьет ее. Наши лица, слившиеся воедино. Ее лицо над моим.

Его назвали Ашур. Это был третий ребенок в семье. Моя сестра Риму уже достаточно подросла, чтобы следить за ним и заниматься им.

А я по-прежнему был в том же месте. Однажды вечером, когда стояла хорошая погода, я выпил вина и принял немного гашиша. Я устроился на террасе кофейни и, не двигаясь, долго глядел на звездное небо. Когда я закрывал глаза, в глазах у меня пленницами оставались несколько звезд.

Хозяин толкнул меня:

– Давай поднимайся. Подай стакан воды вон тому господину.

Я смотрел на него, все еще пребывая в своих грезах. Негодяй. Одним движением он погасил все мои звезды.

– А ты сам, почему бы тебе самому не обслужить этого господина? Ты-то здесь для чего…

Он дал мне пару затрещин и плюнул в мою сторону. Я зашелся от нервного смеха. Кто-то из уже обкурившихся клиентов вмешался:

– Ты что, не видишь, что он пьяный и обкуренный.

Это был мой последний вечер в кофейне. Я ушел в сумрак города, а голова моя была полна птиц. Я не боялся призраков, ни человеческих, ни дьявольских. На какой-то темной улице я погнался за неведомым животным. Должно быть, это была кошка или кролик.

Сразу после праздника Аид аль-Кебир 8 8 Аид аль-кебир (араб.), курбан-байрам (тюрк.) – праздник жертвоприношения, один из двух главных праздников мусульман. я поехал вместе с матерью на реку. Она искупалась и вычистила баранью шкуру. Среди ночи я услышал, как она взывает к Аллаху. Она забыла нож у реки. Ни слова не говоря, я отправился к реке и принес нож, который я держал в руке так крепко, словно сражался с каким-то невидимкой. Словно я… Нет! На другом берегу я увидел какой-то силуэт. Призрак. Джинн. Мне говорили, что в схватке с дьяволом, нож может очень пригодиться. Я вонзил его в землю среди травы и, дрожа, преклонил колени. Я упал, будучи не в силах крикнуть или обернуться. Один неверный шаг, один взгляд назад, и я рисковал быть испепеленным молниями, насылаемыми джинном. Так, спотыкаясь, я бежал до самого дома. Сердце мое билось так сильно, что будто билось во всем моем теле. После этого испытания я сильно заболел. В какой-то момент все решили, что мне уже не выкарабкаться. К моему изголовью пришел шейх. Он был известен тем, что изгонял джиннов, которые вселялись в людей. Он приказал моей матери зарезать черного петуха, принести меня и семь раз обойти со мной вокруг пролитой крови.