Владимир Гарасев - Время мертвых героев

Хочется сбросить туфли…

Ладно – пора начинать выступление. Зритель ждет!

Она прошла к бесхозному столу, и хозяйским жестом откатила задвинутое под него кресло.

Небрежно положила на стол сумочку, плюхнулась в кресло и нажала кнопочки на системнике и мониторе:

– Так почему я не могу называться своим именем?

Она сказала это, глядя на экран – пусть Тушкан не думает, что достоин ее постоянного внимания.

– Потому, что вы в зоне «В».

Она непроизвольно подняла на него глаза.

– Я знаю. Я прошла обучение и сдала тесты. Но при чем тут имена?

Тушкан улыбнулся – и это снова была доброжелательная улыбка, без прикола, без тени насмешки:

– Не при чем. Но видите ли… Зона «В» действует на мозги. Не всем. Я знаю людей, которые живут тут годами, и не проявляют никаких признаков беспокойства. Но мне известно и другое. Например, как часто люди здесь обращаются к психоаналитикам. А некоторых по рекомендации этих психоаналитиков досрочно отправили обратно в Россию… Здесь легко жить, если вы совершенно нелюбопытны. Если нет… – он пожал плечами, – Кролик-один так не мог. И я придумал игру: превращать реальные проблемы в нелепости. И принимать против них нелепые меры. Такая игра помогает оставаться в контакте с реальностью, но в то же время смеяться над ней. А смех прогоняет беспокойство… Именно в рамках этой игры мы решили, что откажемся от имен. И тогда духи – в которых верят многие местные – не смогут найти нас, и повредить нам.

Она отметила про себя, с каким вниманием выслушала эту речь. Тушкана хотелось слушать. Хотелось, потому что он умел говорить. А это умение она встречала нечасто.

– Сколько я поняла на тренинге в МЧС, здесь приняты меры, достаточные для зоны «В». И реально боятся нечего…

Крайняя фраза вышла полувопросом.

Тушкан чуть качнул головой; лицо его изобразило сомнение:

– Не возражаете, если я скажу то, над чем придется подумать?

Ни тени улыбки.

– Не возражаю.

– Тогда смотрите… Большинство людей воспринимают окружающее просто как факт. У которого нет ни причины, ни следствия, ни развития. Скорее всего, такое восприятие – защитная реакция. Без нее им придется сильно перегружать себя аналитикой, и пустить в свою жизнь много такого, что лучше не замечать. Реальность – не для всех легкий груз… Люди обычно признают те проблемы, с которыми им просто бороться. А остальные объявляют маловероятными. Причем объявляют на подсознательном уровне, чтобы не оценивать их реальную вероятность. Такой подход к реальности преобладает. Да, есть вещи, которые продумываются очень реалистично. Но охрана бизнес-центров к таким вещам не относится. Здешняя служба безопасности не задается целью предвидеть все варианты, и защитится от них. В мире, в котором мы живем, просто не хватит средств, чтобы защитить всех от всего. Это невозможно. Но у каждого есть выбор: взвалить на себя груз реальности, или нет. Первое надежнее. Второе проще. Это не выбор службы безопасности. Это ваш выбор.

Он замолчал.

Блеск!!

Да, блин – ей нравится этот Тушкан!

И еще – хочется задать один вопрос:

– Что здесь может произойти?

– Вы хорошо учили историю в школе?

– Я ее хорошо сдавала. И хорошо забывала… Вы хотите сказать, что знание истории может помочь оценивать реальность реально?

Тушкан кивнул:

– Да. Но работать с историей трудно. Потому что история – это товар, который производится для многих сегментов рынка. Он не может существовать в одной комплектации… Но если отбросить ассортиментные подробности, история показывает: с людьми всегда происходит одно и то же. Несколько постоянно повторяющихся сценариев. И не так уж и сложно помнить их все, и быть готовыми ко всему… – он неожиданно улыбнулся, – только не бойтесь заранее. Если хотите, я сброшу вам подборку статей… всякие аналитики пишут о том, что тут происходит, и что может из этого выйти.

– А сами вы не можете рассказать?

Тушкан усмехнулся:

– Могу. Но тогда это будет рассказ менеджера Отдела маркетинга об экономике, политике и войне. Вы очень всерьез воспримете его рассказ?.. – он снова усмехнулся, – а главное – никакой рассказ не поможет тому, кто не может прочесть десяток статей.

Он замолчал.

Она тоже молчала – признаться, все это несколько выбило ее из колеи.

– Вы не очень-то беспокойтесь, – сказал Хомяк, – Тушкан, конечно, может прочесть и десять статей, и двадцать. Этого у него не отнимешь. Но он все перегибает. Все у него слишком серьезно. А с другой стороны, все – повод для шуток. Не поймешь его.

Тушкан сказал:

– Давайте решим вопрос с вашим именем. Оно в любом случае не выйдет за рамки внутриотдельского применения. Но это традиция. Мне не хочется ее нарушать… Так как вы?

Она сказала:

– Кролик – это что-то мужское. А я не хочу… как бы это сказать…

Тушкан рассмеялся, глядя на нее:

– … носить имя, не соответствующее вашим достоинствам?

Ей показалось, что она краснеет:

– Да. А крольчихой я быть не согласна. Это уж точно не соответствует моим достоинствам.

– Давайте, вы будете Рэбитом. Слово «рэбит», оказавшись в русском языке, не имеет никакой сексуальной окраски.

Что-то было в его лице, в его взгляде, в его голосе, что ей хотелось с ним согласиться. Она ведь согласилась не сразу, так? Это правило выполнено…

– Ладно, – сказала она, придав голосу должный оттенок снисхождения, – раз уж это традиция… – она посмотрела на него, и встретилась с ним взглядом, – пусть я буду Рэбит.

Еще несколько секунд их взгляды качали что-то в обе стороны.

Потом Тушкан улыбнулся:

– Привет, Рэбит! Добро пожаловать в то, чего у тебя еще не было!

Она посмотрела на него с некоторым удивлением, собираясь задать очевидный вопрос – но он только улыбнулся, и приложил палец к губам.

Хомяк покинул офис сам не свой.

Ощущение, которое так можно назвать – за неимением лучшего; по крайней мере, сам он не мог придумать никакого названия – усиливалось в нем целый день.

Сидя за рабочим столом, Хомяк предпочитал видеть стену. Вскоре после своего появления в отделе Тушкан предложил переставить мебель, и Хомяк выбрал именно такое расположение своего места. Ни в дверь, ни в окно он смотреть не хотел. Он бы и раньше переставил свой стол, но никто не сказал ему, что это можно сделать.

Почему не хотел?

Окно – панорамное, во всю ширину стены – создавало не слишком приятное ощущение, о котором Хомяк даже рассказал психоаналитику. Вдвоем они выяснили, что это ощущение – беспокойство при виде открытого пространства. Открытое пространство – объяснил ему аналитик – может означать непредсказуемость и неопределенность. Хомяк согласился с тем, что определенность и предсказуемость лучше. Психоаналитик сказал, что именно их и предпочитает нормальный человек. Хомяк остался доволен. Он пришел к психоаналитику с пониженной самооценкой, полагая, что с ним что-то не то. А ушел с повышенной, убедившись, что он не хуже нормальных людей.