Игорь Карпусь - Уроки без перемен. Книга жизни

К весне я настолько уверовал в свои возможности, что самостоятельно написал и отправил в Англию письмо редактору журнала «Girl». 8 мая 1958 г. я получил необычный продолговатый конверт с лондонским штемпелем. На конверте был напечатан мой адрес: Igor Roodoy, 25, Trofimova Street, Novorossiysk, U.S.S.R. Вот что ответил мне Markus Morris, Editor (даю перевод): «Дорогой Игорь, я получил твое письмо, адресованное журналу „Girl“. Ты просишь для переписки адрес девочки. Насколько я понял, ты – мальчик, и боюсь, что не смогу выполнить твою просьбу. Дело в том, что наш журнал предназначен только для переписки читательниц-девочек. Предлагаю воспользоваться списком желающих переписываться в журнале для мальчиков „Eagle“. Если ты согласен, пожалуйста, напиши мне и сообщи про свой возраст и увлечения. Тогда я постараюсь найти для тебя подходящего мальчика». Разумеется, я немедленно написал с помощью учительницы новое письмо и стал с нетерпением ждать ответа. Но ни летом, ни осенью я не получил из Лондона ни строчки. Думаю, письмо перехватили.

После семи классов я собрался поступать в строительный техникум, и Вера Георгиевна решительно высказала свое недовольство: «Тебе надо окончить среднюю школу и в институт, на иняз». Но родители были другого мнения, и я расстался с товарищами и учителями. Впоследствии я не знал трудностей с английским ни в техникуме, ни в университете, а поставленное в школе произношение вызывало одобрение всех преподавателей.

Безусловно, лучшим учеником нашего класса был Володька Потолицын – круглый отличник. Я не завидовал ему, потому что видел: Володька получает свои пятерки заслуженно. Он знал ответы на все вопросы, быстро решал задачи и объяснял так, что учителя, не дослушав, садили его на место с очередной пятёркой в дневнике. Был он хороший товарищ, не зазнавался, помогал слабакам и давал списывать уроки по математике и физике. Зато переводы по английскому и упражнения списывали у меня. Иногда мы вместе возвращались домой из школы: Володька жил в середине улицы Осоавиахима, а я на конце, где пролегала моя Степная, бывшая Трофимова, и я выслушивал торопливые рассказы моего спутника из прочитанных книг. Читал он много и по совету словесницы заполнял читательский дневник. Бывали дни, когда Володька предлагал: «Сыграем в шахматы?» – и мы заходили к нему домой. Он и в шахматы играл так же обдуманно и серьезно, как учился. Я заранее предвидел исход партии и не переживал, получая очередной «мат». А Володька не скрывал торжества победителя. Во время игры его охватывал азарт, и он приговаривал: «Ах, так? А мы тебе вот так! Ну-ка, посмотрим.… Сейчас я тебя накажу».

Выпуск 7 класса.

В центре В. Одинаркина, М. Суркова, З. Шишкина

(сл. напр.), В. Зелёв (сидит 4-й спр.), Э. Руд (сидит сл.). 1960

Однажды я случайно выиграл: увлеченный комбинацией, Володька прозевал мой удачный ход. Как он расстроился, разволновался – чуть не заболел, потерял привычную уверенность и стал уговаривать: «Не уходи, давай сыграем еще разок. Не пойму, как я проглядел?» И не отпускал меня до тех пор, пока я не сел за доску и без всякого интереса уступил его напору.

У меня не было врагов и недоброжелателей, как не было поводов для крупных ссор и драк. Те, кого называют коноводами и вожаками, у нас отсутствовали, и даже здоровенные второгодники не бравировали взрослостью и не пробовали силу на слабых. Кого-то забыл, кого-то помню. Славка Втюрин собирал марки, и на переменах мы разглядывали его богатую коллекцию. Витька Стороженко квакал и блеял на зоологии. Петька Ченцов, подражая взрослым, сыпал анекдотами. Эмма Руд изображала взрослую девушку и презрительно отворачивалась от грубиянов. Аркаша Гонский хвастал редким в то время телевизором и пересказывал телепередачи. Людка Лукьянченко мечтала о сцене и была примадонной школьного театра. Костя Ткаченко подкладывал в дневники издевательские карикатуры. Сашка Протасов делал на уроках труда самые красивые указки и дарил учителям. Петька Гужва показывал неприличные фотографии. Лариска Оклеева томно вздыхала и строила глазки. Отличный гимнаст Андреев защищал на всех соревнованиях спортивную честь класса. Верзила Долбня приносил в спичечном коробке крупных, как чернослив, тараканов и кидал на девчонок. У Долбни я купил однажды за рубль мелочью редкую в те времена жвачку – белую «подушечку» с мятным вкусом; мы жили в портовом городе, и по рукам постоянно ходили импортные жвачки, зажигалки, сигареты, штучные сладости, а то и фото с обнажёнными красотками.

Самым близким приятелем был Витька Зелёв. Забытый родителями, он жил с бабушкой – доброй ворчливой старухой. Витька легко заводился и набрасывался на обидчиков с кулаками, но его предпочитали не задевать. Учился он на тройки, ходил в нарушителях дисциплины. Худой, взъерошенный, с зелеными дерзкими глазами, он высмеивал тихонь и примерных, а я к ним не принадлежал и знал, на каких уроках следует работать, а на каких можно повеселиться. У нас не было тайн, и Витька, на правах более просвещенного, рассказывал мне такие вещи, от которых я покрывался лихорадочным румянцем. После школы мы разошлись в разные стороны, и бывшие одноклассники часто делали вид, что не знают друг друга. Один Витка Зелёв не отвернулся при встрече и бросился на шею.

Осенью 56-го я пошел в 4-й класс и через месяц задумал побег. Стояли теплые погожие дни. Мать лежала в больнице. Я ходил после школы за покупками, кое-что готовил, встречал отчима, и после ужина мы принимались за стройку. Не заладилось в школе, я получил несколько двоек и скрывал их. На вопросы отчима, который имел привычку расписываться в дневнике, я бодро отвечал: «Всё в порядке, не спрашивали». Вечером к калитке то и дело подбегали мальчишки: «Выйдешь?» – «Отец не пускает», – буркал я, и они на моих глазах продолжали прерванную игру.

Однажды, возвращаясь домой с Колькой Пухальским, мы обсудили наши дела и согласились, что жить совсем худо. Маленький щуплый Колька жил с матерью-одиночкой и хныкал, что мать бьет его по всякому поводу. «Сегодня, наверно, всыплет», – сказал он обреченно, и я знал, что в дневнике Колька несет учительскую жалобу на «плохое поведение». У меня не было никаких преимуществ, мы оба, в подробностях, представили ближайшие дни и часы. И тогда я выпалил: «Давай убежим!» – «Куда?» – «На юг. По шоссейке дойдем до Сочи – там зимы не бывает, тепло. Будем рыбу ловить и продавать, фрукты собирать. Не пропадем». Моя уверенность подавила колебания друга, призрак свободной жизни поманил, и он согласился. Еще несколько дней мы обсуждали подробности предстоящего побега: копим деньги, запасаем побольше хлеба и картошки; я беру учебники, чтобы продолжать учебу; днем едем на попутных и пешком, а ночуем в лесах.