Игорь Карпусь - Уроки без перемен. Книга жизни

Меня приютила на время практики пожилая чета Рубцовых – хлебосольных, отзывчивых русичей. Я поднимался в 6 утра, срывал в саду холодное хрусткое яблоко и уходил на завод: с семи начиналась смена. На Собинском молочном комбинате меня приняли с радостью: аппаратчик Егор уходил в отпуск, и на замену требовался временный работник. Через 2 дня я самостоятельно работал в аппаратном, влился в заводской коллектив и добился признания, а когда уезжал, то получил отличную характеристику и приглашение на работу.

После смены начиналось мое время. Ходили с хозяином Володей по грибы, бродил по живописным улицам и окрестностям Лакинки, несколько раз съездил в Москву и Владимир. Смотрел, вслушивался, запоминал. Не верилось, что хожу по древней русской земле, где до меня жили десятки поколений. И моя маленькая жизнь, проросшая на самом верху, сразу получила вековую глубину и корни. Однажды свежим октябрьским утром дядя Володя пришел с улицы и громко возгласил с порога: «Хрущева скинули! Конец Никите!» Через полчаса я сам слушал сообщение ТАСС. Несколько дней поселок радостно гудел – Хрущева не любили.

В одну из суббот я сидел в горнице и рассматривал иллюстрации Глазунова. Распахнулась дверь, и вошла светловолосая кареглазая девушка в плаще, с сумкой. От всей ее небольшой фигуры веяло невыразимой прелестью. Увидев меня, она с напускной строгостью спросила: «Это откуда в моем доме незваные гости?» Я представился. «Понятно. Давайте знакомиться – Рита», – и она протянула сложенную лодочкой, еще прохладную руку. Я сказал, что знаю ее по рассказам матери. «Ну, мама наговорит… Почему же заехали так далеко? Ах, русскую природу посмотреть, нашу красоту. И как, не разочаровались?» – «Напротив, – воскликнул я. – Вы слышали симфонию Калинникова?» – «Конечно». – «Теперь я знаю, что там звучит ваш осенний лес, владимирские поля». – «Почему обязательно владимирские? – рассмеялась Рита. – Хотя у нас даже город Юрьев-Польской есть, стоит в полях. Так вы увлекаетесь музыкой? Непонятно, как вы оказались в молочном техникуме». – «Мне и в техникуме интересно. Знаете, когда «сыр плачет»? – и я прочитал ей маленькую лекцию о сыроделии. Она выслушала, не сводя с меня приветливых глаз, и спросила: «А вы знаете («Называйте меня на «ты», – перебил я её), что рядом находится село Ундол, где в своём имении жил Суворов? Хочешь, покажу?»

И ранним вечером мы отправились в Ундол. Я совсем не замечал разницы в возрасте, меня так и подмывало спрашивать, делиться, шутить. Рита охотно отвечала, задавала вопросы сама, делала короткие пояснения. Сердце подсказывало: я тоже ей нравлюсь. Все встречные здоровались и с любопытством посматривали на нас, а я думал только одно: неужели то, что случилось – простое знакомство, вежливость взрослой красивой девушки? Завтра она уедет, через месяц уеду я, и короткая встреча, как множество других, останется только в памяти. Но волнение, теснившее грудь, шептало: что-то будет, это только начало.

Через неделю, с поручением тёти Нины, я поехал во Владимир: «Передашь дочке яблоки и пироги». Я нашёл пединститут и устроился со своим грузом в пустом и тихом холле. Раздался звонок, на широкой лестнице показались первые студенты. Я встал таким образом, чтобы обозревать верхнюю площадку, и сразу увидел её в группе подруг. Она тоже заметила меня и приостановилась. Не обращая внимания на окружающих, я крикнул: «Рита, я от тёти Нины!» Она вспыхнула улыбкой, повернулась к девушкам и что-то сказала. Так и стоял я у них на виду несколько мгновений, пока она не сбежала с лестницы и не взяла меня за руку: «Давай отойдём. Я рада, что вижу тебя». Я помог ей одеться, и мы вышли к Золотым воротам. «Возьми меня под руку, – разрешила она. – Ты понравился подругам, сказали – совсем мальчик, и мне пришлось тебя защищать». Остановились у знаменитых владимирских храмов, постояли над кручей. «Ты похожа на эту белокаменную резьбу, – кивнул я в сторону Дмитриевского собора, – просто и загадочно». – «Вот как, – улыбнулась Рита. – Каждый день прохожу мимо, а сходства не заметила». – «Надо смотреть свежим взглядом, – сказал я и показал на окрестные дали. – Ты море видела?» – «Не довелось». – «Так это же море, только полевое». – «Это наше Ополье, – задумчиво произнесла Рита, – и оно стоит любого моря. Ты не ошибся, что приехал к нам, тебе откроется наша земля».

Мы развернули свёрток с пирожками и пошли на вокзал. В последний раз я увидел её из окна электрички – серьёзную, даже отрешённую – на быстро пустеющем перроне.

Я вернулся другим человеком. Никто не узнал о моём знакомстве. Шлёпал по осенней грязи, сидел на консультациях, делал расчёты, а видел её волосы, глаза, улыбку, одинокую фигуру на уплывающем перроне. Верил, чувствовал: меня ждут, новая встреча уже начинается. Моя дипломная работа называлась «Реконструкция линии выработки масла на Собинском молочном комбинате»; я защитил её на «отлично» и под новый 1965 год навсегда простился с Вознесенской.

После выпуска я не задержался дома. Навалилась тревога о будущем: где придётся работать и жить, как примут в коллективе? Бабуля снова присоединилась ко мне, и в январе 1965 мы высадились на знакомой станции в Лакинке. Я временно оставил бабулю в гостеприимном доме Рубцовых и с направлением на руках отправился во Владимирский совнархоз. Там задумались, куда меня пристроить, и предложили Александровский маслозавод. «Не там ли жил Иван Грозный с опричниками?» – спросил я, и мне ответили утвердительно: «Теперь это промышленный город, есть большой радиозавод». Мне очень захотелось побывать в знаменитом месте, и я согласился. Увы, в Александров я прибыл на автобусе ранним зимним вечером, старина промелькнула за окном и исчезла во мраке. Пожилой сторож провел по заводу, старому и ветхому, с допотопным оборудованием. Он предложил заночевать в своей избе и поставил условие: «Если обрат будешь давать, мастер, так поладим – сдам тебе комнату. У меня все мастера жили». Я не знал, что ему ответить, поужинал картошкой с огурцами и ранним утром выехал во Владимир.

Там и нашла меня судьба. В широком коридоре совнархоза я столкнулся с Н. Головой, главным инженером из Лакинки. Она удивилась: «Ты как тут оказался?» Узнала о моих приключениях и упрекнула: «Эх ты, растяпа. Почему не пришел на завод? А мы тебя ждем». Она тут же оформила направление, и мы поехали в Лакинку.

Я приходил на завод утром, за полчаса до смены, и неторопливо обходил свои владения. Одни мои шаги гулко отдавались в каменной тишине. Сейчас появятся рабочие, застучат машины, и некогда будет сосредоточиться, обдумать, приготовиться. Любил и ночные часы, когда натруженный завод останавливался и затихал. Среди безмолвных стен и механизмов я особенно сильно сознавал себя творцом и вседержителем, по моему мановению начиналось движение и созидание.