Валентина Нестерова - Нефертити, или Прекрасная пришла

Эхо донесло слабый всплеск воды.

Он улыбнулся: урей утонул, но его любовь никогда не утонет! Сам бог камня пообещал ему вечную загробную жизнь с Нефертити!

6

Утром, прежде чем открыть глаза, Тутмос глубоко вдохнул пахнущий солнцем воздух. Для того чтобы ожить, одного глотка показалось мало…

Нефертити права: солнцем можно дышать!

Даже живот радуется Атону, прозаически подумал ночной отшельник.

Ещё вдох. Ещё… пока солнечный смех не защекотал струны души, не вырвался наружу.

Кажется, я смогу быть счастливым!

Тутмос подскочил, раскинул руки, хоть лепи с него бога Шу. Увидел небо цвета молодой бирюзы, красноватое золото солнца, нескончаемые отроги известняка, закричал: вот оно, счастье!

Слова родили невиданную энергию. Он решил вернуться в мастерскую, рассказать Беку о полученном от сына фараона задании, взять инструменты, людей…

Сколько богов в Египте?

Больше двух тысяч!

Ничего, справлюсь, приветственно помахал Атону будущий главный скульптор Египта.

На пороге мастерской его ждал знакомый желтолицый лекарь.

Пленный раб, он сам освободил себя, излечивая от болезней жителей квартала каменотёсов. Впрочем, жители других кварталов тоже протоптали тропы к его саманному домику.

Из-за спины лекаря выглянули огромные глаза чумазого мальчишки.

Тутмос поймал его взгляд, будто охотник добычу.

Загнанность зверя, желание жить…

Страх и отвага…

И ещё… насмешка над временными трудностями.

Пожалуй, такой палитры чувств даже ему не приходилось переживать в сиротском детстве.

– Вот, привёл тебе вора, – сказал лекарь, встряхнув за шкирку пацана лет семи, милостиво добавил, – который ничего не украл, потому что у него лицо… не вора.

Услышав замечание азиата о лице, Тутмос приготовился слушать.

– Залез ко мне в дом, был голодный, но… съел глазами… только твою двуликую статуэтку. Помнишь?

Ещё бы не помнить?!

– Иногда искушение может превратить царя зверей в козла отпущения, – сказал безымянный раб на заре их знакомства. – У зверей самое большее – два лица, у людей – много. Для вас главное имя, для нас… лицо, единственное, своё, которое сначала надо найти, потом… не потерять, чтобы дать богу шанс подарить ему вечность.

Тогда он мало, что из сказанного понял. Но двуликого льва-козла из золотистого песчаника вырезал, подарил лекарю своей сиротской души.

– Как тебя зовут? – спросил мальчишку Тутмос.

– Май. Я видел, как ты делал львов. У одного кисточка хвоста слишком маленькая, камня, что ли, пожалел? – неожиданно бойко представился оборванец.

– Ого! – не смог скрыть удивления Тутмос.

– Слушай, слушай, у него лицо друга, – хмыкнул довольный лекарь. – Не будет у тебя вернее ученика, если, конечно, возьмёшь его к себе…

– Если так, возьму. Но, ты никогда не говорил, нашёл ли я своё лицо?

– Нашёл. Сегодня утром.

– Лицо камня?

– Лицо любви, – стал бить поклоны всезнающий раб, давно нашедший своё… лицо лекаря .

– Лицо любви? – переспросил Тутмос.

– Любовь – лучший скульптор, – загадочно ответил азиат.

Захотел быть счастливым, и, кажется, уже началось, подумал создатель будущих шедевров изобразительного искусства.

1

– Смотри, «Сияние Атона» грустит, как привязанный сокол, но солнце ещё отражается в его полированном кедре, а, значит, он жив, и готов помчаться по водной глади, – взял за руку Нефертити восторженный сын фараона.

– Качается в колыбели, как ребёнок, – нежно заметила девушка.

– Здесь ты из озера явилась как богиня…

– Я помню, огромный нубиец из гребцов тряс меня вверх ногами…

– И брызги летели, как дождь, и сверкали, как маленькие солнца. С тех пор они окружают меня, помогают слагать гимны всему живому, а мёртвого нет на земле…

– Музыка твоих слов меня чарует, – прислонилась Нефертити к плечу солнечного поэта.

– Твои уши созданы для них. Ладно, признаюсь заранее, скоро я построю тебе семь спален…

– Почему семь?

– Число жизни. В нём живёт магия. Оно – хвост ящерицы, который вырастает вновь и вновь. И у нас с тобой будет семь детей. Шесть сыновей, и одна дочь. Ты будешь жрицей Атона. Утром, вместе отслужим ему молебен, потом возляжем на ложе, показать Владыке Небе, что я следую его примеру, оплодотворяю лучами землю. Ты – моя земля. И небо. Потом подкрепимся вином. Выйдем в сад, где всё будет благоухать, и радовать глаз. Тебе в подарок я посажу аллею финиковых пальм…

– А я тебе – цветочную поляну, куда будут прилетать бабочки со всего Египта, – нашла момент, чтобы подать свой голос Нефертити.

– А потом мы будем спускаться в город. Смотреть, как люди трудятся. В нашем городе все будут при деле…

– Ты говоришь о Фивах?

– Нет. Я же сказал, мы построим Ахет-Атон. Солнечный город. Его уже много у меня в голове…

– А Тутмос украсит храмы и дворцы статуями и барельефами?

– Он воздаст благодарность Атону в камне. Каждый миг нашей жизни станет вечностью, – ещё больше вдохновился Аменхотеп, и вдруг побледнел. – Не понимаю, кто придумал ночь, ведь она – смерть?

– Не грусти, ты же сам говорил, жизнь как ящерице: голова – день, хвост – ночь. Оторвётся, вырастет новый, – убаюкивающее произнесла Нефертити.

– Не грусть разрывает мне сердце, а опасение, что, построив солнечный город, не разрушу мрачные крепости, которые люди соорудили в своих головах. И многим их придётся лишиться. Чтобы гармония восторжествовала…

– Ты пугаешь меня, – отстранилась Нефертити, чтобы посмотреть в лицо будущему владельцу двойной короны.

– Я и сам себя… иногда пугаюсь, – дрогнул голос юного реформатора.

Что-то дёрнулось в его лице. Нефертити показалось, сейчас Аменхотепу младшему вновь придется сражаться с духом льва-фараона, и… она приникла губами к его губам. Он растерялся. Поцелуй сначала показался ему насилием. Но губы девушки были так нежны и прохладны, что ему захотелось приникнуть к ним, как к источнику в пустыне. Жар опалил его. И он отстранил Нефертити, чтобы воспеть этот костёр, впервые разожжённый в нём женщиной…

Шестнадцатилетний сын фараона был девственником.

2

Тутмос видел этот поцелуй.

Поцелуй любящей няни, не больше…

– Друг, ты вовремя, – обрадовано приветствовал своего архитектора Аменхотеп. – Я выносил мысль: в Городе Солнца мы построим улицы в виде лучей и дисков. А в центе будет стоять храм Атону, высотою до неба, чтобы он мог спускаться к нам в гости. Вокруг соорудим девять дворцов фараона: один мой, другой – Нефертити, шесть для сыновей, один для дочери. Малый диск. Дворцы соединим галереями. Второй круг составят дома знати, может, и третий: бог любит богатых людей! А вот, как устроить торговцев с ремесленниками, ещё не решил…