Андрей Бильжо - Не все остались живы

– Отпусти ты, старуха Анна Григорьевна, меня в озеро Зеленое с изумрудной водою. Дорогой за себя дам откуп. Откуплюсь, чем только пожелаешь.

И тут Анна Григорьевна говорит:

– Смилуйся, судачок, надо мною. Трофим Денисович и врач-психиатр порешили, что у меня слабоумие начинается, хотят проверить, так ли это. Если у меня слабоумие, то не избежать мне психиатрической больницы, а если нет его, то я буду жить дальше, как жила, и в ус не дуть. Короче, сделай так, чтобы у Трофима Денисовича был новый BMW, а доктор-психиатр встретился и побеседовал с немецким психиатром Алоисом Альцгеймером.

– Не печалься, старуха Анна Григорьевна, ступай себе с богом, будет тебе и новый BMW, и Альцгеймер, – сказал судачок и скрылся в изумрудных водах Зеленого озера.

Воротилась старуха домой, а Трофим Денисович сияет за рулем новенького BMW.

– Садись, Аннушка, в машину новую и поедем мы к доктору-психиатру.

И вот входят они в кабинет врача-психиатра, а он в кресле сидит, нога на ногу и коньячок потягивает, а напротив него господин с бородкой трубку курит, на диване развалившись.

– Проходите, проходите. Не стесняйтесь. Знакомьтесь, – доктор на немца показывает. – Это знаменитый немецкий психиатр Алоис Альцгеймер. Так что никакого, Анна Григорьевна, Альцгеймера нет.

– То есть как это нет? – удивился немецкий доктор. – А я?

– Вы-то есть, – смеется усатый психиатр. – А вот у Анны Григорьевны слабоумия, в честь вас названного, нет, а есть говорящий судачок.

Альцгеймер, услышав эти слова, даже не удивился.

Дома Трофим Денисович говорит Анне Григорьевне:

– Попроси-ка ты, Анюта, у своего судачка сразу выполнить несколько просьб. Во-первых, дом пусть сделает большой с бассейном. Во-вторых, яхту. В-третьих, квартиру в высотном доме на Котельнической набережной во весь этаж, с видом на Кремль. В-четвертых, пусть меня сделает олигархом под номером пять из списка «Форбс». В-пятых, хочу быть депутатом Государственной Думы от «Единой России» и главой комитета по контролю за говорящими судаками. А в-шестых, пусть разведет нас с тобой, Анна Григорьевна, и пришлет мне молодую, грудастую и губастую, длинноногую блондинку. Ступай давай.

Купила Анна Григорьевна судачка мороженого в том же магазине и несет его грустная вдоль Зеленого озера. Ждет, когда он разморозится и заговорит. И вот:

– Отпусти ты меня, старуха Анна Григорьевна, в Зеленое озеро с изумрудной водою, дорогой за себя дам откуп. Откуплюсь, чем только пожелаешь.

Ну, Анна Григорьевна и молвит:

– Трофим Денисович, судачок, хочет, во-первых, дом большой с бассейном. Во-вторых – яхту. В-третьих – квартиру во весь этаж в высотке на Котельнической набережной, с видом на Кремль. В-четвертых, хочет он, чтобы ты, судачок, сделал его олигархом под пятым номером из списка «Форбс». В-пятых, он хочет быть депутатом Государственной Думы от «Единой России» и главой комитета по контролю за говорящими судаками.

– За говорящими мудаками он будет наблюдать, Анна Григорьевна, – перебил ее судачок.

– А еще, – продолжала Анна Григорьевна, – он хочет, чтобы ты его со мной развел, а ему пригнал молодую, грудастую и губастую блондинку с длинными ногами.

– А пошли ты его, Анна Григорьевна, на хуй, старого долбоеба. Он же тебя, Анна Григорьевна, замучил давно. Сделаю я все по-своему. Ступай, старуха, себе домой с богом, – сказал судачок и нырнул в изумрудные воды Зеленого озера.

Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Так оказался Трофим Денисович в немецкой психиатрической клинике у знаменитого доктора-психиатра Алоиса Альцгеймера со старческим слабоумием. Собственно говоря, слабоумие Трофима Денисовича и получило название болезни Альцгеймера.

А Анна Григорьевна стала длинноногою блондинкой с красивыми формами. Мало того, стала она звездой Голливуда и обладательницей «Оскара» – не без помощи, конечно, Харви Вайнштейна.

Ну что вам еще сказать… Бывают такие чудеса. А кто в них не верит, тот пусть телевизор смотрит – там правду говорят чистую.

Шел четвертый год пятой Мусорной войны.

Почему Мусорной? Сейчас уже трудно ответить на этот вопрос. То ли потому, что столкновения с сословием «мусоров» (полицаев) стало явлением обыденным и повседневным, то ли потому, что мусор заваливал города, засыпал реки, высушивал моря и его горы закрывали чистое голубое небо.

Мусорные полигоны, захоронения или пирамиды поджигали. Дым серо-фиолетово-желтым одеялом накрывал отечество.

В некоторых местах он был сладок и даже приятен. Были, и немало, любители втянуть его в себя и поймать «ломовой кайф». Такие маргиналы съезжались в эти места со всего мира и селились около гор тлеющих просроченных лекарств, которые стекались в страну, Идущую Своим Путем, со всех континентов.

Мусорные бизнесмены построили там мусорные отели, хостелы, паркинги и палаточные городки.

«Сладкий дым выбирай – вдохнул и попал в рай!», «Этот дым сладок и приятен! Если не веришь – проверь, приятель!», «Полной грудью дыши – дым для души!» – такие билборды стояли на каждом шагу.

Однако был и такой дым, который вызывал не «сладкий кайф», а агрессивность на фоне дурашливости. «Здесь дышать без противогаза запрещено!!!» – гласили плакаты. Что за мусор дымился в этих кучах – загадка. Но то, что он был связан с оборонной промышленностью, не вызывало сомнения ни у кого. Дым-невидимка был еще и без запаха.

Москва не являлась исключением. Она была завалена мусором, и его горы со снежными шапками высились там, где когда-то был Кремль. Как из засранного Лувра Людовик IV переехал в Версаль, так из старой Москвы знать переехала в новую, вторую, закрытую Москву, которую построили в степях Сибири, куда мусор ввозить было запрещено.

В Москве № 2 все было, как в той, старой, Москве.

Был Арбат и Лужники, Красная площадь с мавзолеем и Лениным (вывезли), Кремль с царь-колоколом и царь-пушкой.

Элита страны, Идущей Своим Путем, с прислугой и секретарями переехала в Москву № 2 и оттуда управляла страной, зарабатывая на сдаче земли под мусорные отходы.

Новая столица была построена из китайского, экологически чистого деревозаменителя.

В тот день дул сильный ветер с запада и облака дыма-невидимки достигли Москвы № 2. Губернатор и мэр в одном лице узнал об этом, но отменять грандиозного приема в своем особняке, уменьшенной копии Версаля, Павел Афанасьевич Фамусов не стал. Денег было потрачено много, да и паники не хотелось: дыма-то не видно.