Мария Гарзийо - Гастролерша

Еще раз он скажет «зачем тратиться», и я сбегу от него куда подальше. Кажется, тот листок с адресами все еще при мне. Ну, и что мне прикажете делать? Закатить то, что американцы называт royal scandal, или смериться со своей участью?

Я молчу и недовольно морщу лоб. Терпеть не могу, когда люди не держат данного слова.

Марк между тем, не стесняясь, разоблачается и обматывается полотенцем.

– Ты моя маленькая девочка, – говорит он и, вспомнив какой-то хит 60х, начинает напевать себе под нос «little girl, little girl, is your daddy home». Возможно, люди более образованные в плане музыки, оценили бы по достоинству скрипучий дискант (или баритон, но точно не бас) моего американского друга. Но на меня, человека музыкально неодаренного, исполнения этого шедевра не производит должного впечатления. Скорее наоборот. Меня так и подмывает взять что-нибудь потяжелее и огреть певца по кудрявой голове. Таким образом мы когда-то выключали заедавший магнитофон. Однако я опять молчу, скрипя зубами. Ну, и терпения у меня! Сама удивляюсь.

Из душа доносится little girl, и я включаю телевизор, чтобы заглушить Марка. Мне совсем неуютно в этом номере в чужом городе, вместе с человеком, который с каждой минутой нравится мне все меньше. Может, надо было все-таки пойти ишачить в переводческое бюро «Куб», а не гоняться по всему миру за халявой? Нет, не могу. Мне надо все и сразу. Как в тех же русских сказках – лежал кто-то там на печи 30 лет, потом встал и сразу и царевну и пол царства и Джип БМВ отхватил. Вот так мне и надо. К сожалению, у всякой монетки есть обратная сторона. Обратная сторона Марка мне пока категорически не нравится.

Тем временем тот, кем были заняты мои мысли, вышел из душа и принялся приплясывая и насвистывая все тот же хит, вытирать полотенцем волосы.

– Ты ведешь себя как ребенок, – холодно замечаю я.

Да, я, конечно, знаю, что в каждом мужчине живет ребенок. Но этот ребенок в Марке, на мой взгляд, слишком уж разыгрался.

– Что в этом плохого? – искренне удивляется он, – У нас в Америке все так себя ведут.

Страна детей-олигафренов. Представляю, как президент компании несется вприпрыжку домой, сжимая подмышкой новый самолетик. Хотя поглядишь на их президента – и правда, так оно и есть.

Марк пристраивается рядом со мной на диване и делает попытку меня обнять.

– Я проголодалась. Может быть, пойдем пообедает?

Не успеваю я закончить фразу, как мне вспоминается вчерашний вечер. Изнуряющие, бесплодные поиски ресторана.

– Только давай спросим в отеле, где находятся хорошие рестораны.

– Хорошо, – соглашается Марк, и пытается меня поцеловать.

Я не настроена на романтику, в моих ушах еще не отгремели последние отзвуки little girl. Потому я осторожно отодвигаюсь и отправляюсь в ванну.

Через пол часа мы бредем по узкой улице Флоренции. Рецепционист начертил нам на карте дорогу до центра города. Там, как он нас заверил, есть рестораны.

Я стараюсь разобраться в лабиринте улочек, Марк бредет следом и снимает на камеру мою спину и попу. Увлекательное кино получится. Можно озаглавить – «Моя задница во Флоренции» (произносится гнусавым голосом переводчика американских триллеров). Мужчины на улицах обращают на меня внимание и не обращают внимания на плетущегося за мной папарацци. Я стараюсь отводить взгляд, чтобы не провоцировать горячих парней на знакомство. Хотя было бы забавно, Марк бы заснял диалог на пленку. Мои усилия, наконец, венчаются успехом. Мы выходим на piazza del Duomo. Еще один Дуомо. Тоже очень красивый. Марк активно щелкает фотоаппаратом. Я пытаюсь изобразить довольное лицо и забыть на мгновение все, что меня раздражает. Вскоре Марк обнаруживает маленький ресторан trattoria, и предлагает зайти. Мы размещаемся за крошечным столиком и изучаем меню, которое одновременно служит скатертью.

– Будешь спагетти? – предлагает мой кавалер

Собственно говоря, кроме спагетти в меню больше ничего нет. Зато паста блещет разнообразием. Я выбираю с креветками. Марк – с грибами.

– Что будете пить? – интересуется официант

– Вино, – мгновенно реагирую я, – Красное.

Официант приносит бутылку вина и неочень аккуратно водружает на стол.

– Нам не надо бутылку, – пугается Марк, – двух бокалов будет достаточно.

Будь Марк героем моих девичьих грез, мне было бы достаточно и стакана сока. Но проведение ночи наедине с заморской певчей птичкой требует более серьезной подготовки.

– Оставьте бутылку, – улыбаюсь я в лицо Марку.

– Ты же вообще не пьешь!

Тут мне вспоминается эпизод из «Кавказской пленницы»: Да, что тут пить!

Марк хмурится. Но мне наплевать. Я жду, пока он наполнит бокалы.

– Чин-чин!

– Выпьем за встречу, – поправляю я.

Марк удивлен. Он не понимает, как можно пить за что-то. Однако на сей раз не возражает и выпивает свой бокал молча.

Наконец, нам приносят спагетти. В длинных макаронных проводах как будто случайно запутались три креветки. Вид у них весьма жалкий. Я даже сначала не решаюсь их есть, но голод оказывается сильнее. Переодически прошу Марка наполнить мой бокал, он хмурится с такой же переодичностью. Когда он недоволен у него на лбу явно проступают морщины, в которых отпечатался каждый год его жизни, и он не выглядет ни на день моложе своих 38. По мере убывания вина в бутылке, эти морщины становятся менее заметны, и Марк в целом заметно хорошеет. Я прошу его рассказать о себе. Он мямлит что-то про свои четыре образования.

– Нет, – возражаю я, – про личную жизнь.

– Про личную жизнь и рассказывать нечего, – отпирается он, – У меня было очень мало отношений.

– Но были же! – настаиваю я. Не девственник же он в свои 38! Или все-таки…

– Были, – успокаивает меня Марк, заглатывая длинную макаронину.

Ладно, не хочешь, как хочешь. Я завожу канитель про свою трагическую раннюю молодость.

– Aha, you had a broken heart, – замечает Марк, когда я замолкаю, чтобы глотнуть вина.

Broken heart. Разбитое сердце. Нет, мой американский друг, ничего же ты не понял. Не только сердце, я вся тогда превратилась в тысячу крошечных осколков. И сколько усилий потребовалось, чтобы снова склеить эти осколки воединое. Впрочем, как может Марк постичь всю глубину моих тогдашних переживаний. Он сам рассказывал мне, что никогда по-настоящему не любил. Мне грустно от того, что он не понял меня. Я молча допиваю вино.

Марк платит по счету, и мы выходим из ресторана. Я немного пьяна, и мне нравятся пестрые толпы народу на улицах и неприкрытое внимание мужчин.

– Они смотрят на тебя! – возмущается Марк, шагающий рядом.

Я пожимаю плечами: «ну, и что?» Посреди тротуара загорелый мужчина целует девушку. Он держит ее за талию и, не прерывая поцелуя, провожает меня глазами. Мне становится смешно, и я смеюсь. На деревянном заборе красная надпись «Буш, прекрати бомбить Ирак!» В витрине магазина продавщица снимает с манекена белье, чтобы поменять. Прямо в стекло торчит голая пластмассовая грудь. На площади пожилая пара кормит голубей. Напротив неприметного облупившегося дома столпились японцы и щелкают фотоаппаратами.