Владимир Дулга - О себе, о нас, о жизни. Повести и рассказы

Разместили в двух бараках, огороженных колючей проволокой, с пулемётными вышками по углам.

Подъём в пять часов, завтрак – превращённая в клейстер картошка, жидкий чай. Перед выходом на работу пленников тщательно пересчитывали. Люди заранее строились по командам. Работали на двух шахтах и в ремонтных мастерских. Улыбин был определён в кузнечный цех. Там стояло три кузнечных горна и столько же механических молотов. На этом оборудовании работали гражданские кузнецы, из местных поляков. Григорий был назначен помощником к старому поляку Юзефу, они работали в отдельной пристройке. На древнем, как в колхозе, горне раздуваемом вручную, с привычной наковальней, набором всевозможных молотов и молоточков. Работа была несложная – различные дверные навесы, задвижки, щеколды, скобы. Вечером, перед возвращением в лагерь, всех, вновь пересчитывали и тщательно обыскивали. Затем следовал ужин, из пары картофелин «в мундире», которые высыпали на пол посредине барака. Построение, оглашение норм, задач на следующий день и отбой. Выход из бараков в ночное время был запрещён. «По нужде» ходили в вонючие вёдра у входа в барак.

В этом лагере без особых причин пленных не расстреливали – берегли рабочие руки. Особо провинившихся, больных и обессиливших отправляли в другой лагерь, как правило, группами по пятьдесят человек

Юзеф когда-то жил в России и сносно изъяснялся по-русски. Несколько дней старик присматривался к своему новому подмастерью, прежде чем решился заговорить:

– Григорий, я вижу, ты рабочий человек. Старайся работать без замечаний. Тебе повезло, ты попал в лагерь Аушвиц-3, здесь пленные работают на местных шахтах и фабриках. Живут трудно, голодно, много и тяжело работают, но остаются живы. Всех провинившихся, пытающихся убежать и саботирующих работу, отправляют в Аушвиц-2. Этот лагерь – фабрика смерти, оттуда не возвращаются. Парень, работающий до тебя, в мой обеденный перерыв, пытался выковать себе нож. За этим занятием его поймал немец-инженер, начальник цеха. Несчастного забрали прямо от наковальни и до самых ворот, эсесовцы из охраны били его. Потом я узнал, что его отправили в Аушвиц-2. Хотя я не видел его замысла, начальник охраны, гер Гюнтер ударил меня в лицо, и выбил два зуба.

Юзеф оглянулся по сторонам и добавил:

– Отсюда не убежать. Жди, придёт время, они получат за всё! – улыбнулся, показав щербатый рот, – я старый человек, не лишай меня последних зубов!

Для выполнения технических работ, Улыбин и Юзеф однажды спускались в шахту. Надо было починить вагонетку. Увиденное в шахте произвело на Григория тяжкое впечатление

Пленные добывали остатки угля в выработанных штреках. Все более-менее исправные средства механизации, были давно демонтированы. Поэтому весь процесс добычи осуществлялся вручную. В узких забоях, кирками, ломами и лопатами добывали уголь, при свете лампочки прикреплённых на каске. По узкоколейной железной дороге, проложенной под землёй, люди, впрягшись по несколько человек, тащили куда-то вагонетки с углём. Было душно, с потолка капала вода, под ногами, обильными потоками бежали ручейки. В некоторых местах потолок штолен был укреплён подставленными брёвнами. Зная, на какую глубину, они спустились, представив висящие над головой десятки метров породы и сотни тонн грунта, установленные подпорки из хилых жердей показались Улыбину насмешкой.

Когда они поднялись наверх, Григорий с облегчением вздохнул. Юзеф рассказал, что каждая бригада имеет задание на смену. Если, по каким-то причинам, пленные не выдают «норму нагора», их просто не поднимают наверх. До тех пор пока они эту норму не выполнят. Под землёй нет охраны, надсмотрщиков и немецкого персонала.

Были случаи, когда пленные отказывались выходить наверх. Эсэсовцы просто пускали в вентиляцию газ. На место погибших присылали новых пленников.

Восстание.

В начале зимы сорок третьего года эсесовская охрана заметно погрустнела, между пленными пошли разговоры о неудачах немцев на восточном фронте и возможной отправке свирепых охранников в действующую армию. Однажды Юзеф, с трудом скрывая радость, под большим секретом сообщил Григорию, что фашисты потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом. Как сказал ему сосед, работающий в немецкой комендатуре, в плен попало около ста тысяч немецких солдат и их союзников. Вроде бы, в плену, очутился даже фельдмаршал Паулюс. В Германии объявлен трёхдневный траур.

Действительно, у эсэсовцев на рукавах появились траурные повязки. И свирепость, несколько, поубавилась.

Как Улыбину хотелось быть там, – на фронте, среди своих друзей, на заснеженных полях, в междуречье Волги и Дона. В наступательном порыве, с боями, пройти по местам трудного отступления летом и осенью сорок второго. Отплатить проклятому врагу за все жертвы, лишения, унижения и муки. Но вокруг была порабощённая немцами, запуганная террором, неприветливая Польша. Выбраться почти из центра Европы, к своим, не зная языка, местности, не имея одежды, было нереально.

Пленников подземных выработок меняли, в среднем, каждые полтора – два месяца. Эсэсовцы не обходили своим вниманием и рабочих мастерских. За малейшую провинность, отправляли в лагерь смерти, как пленников, так и рабочих-поляков. Недели и месяцы тянулись в жутком ожидании.

Летом сорок четвёртого года, обстановка на восточном фронте для германской армии изменилась в худшую сторону. Всё говорило о скором наступлении Советских войск. В небе всё чаще появлялись самолёты с красными звёздами на крыльях. Они бомбили пригороды Кракова и промышленные районы вокруг него, вызывая бурную радость у пленников, долгие годы ждавших освобождения. Низкосортный уголь из заброшенных шахт, стал не нужен. На восток шли поезда с танками, автомобилями, артиллерией, эшелоны с грустной пехотой, прекрасно осознающей свою участь в предстоящей бойне. В победу «германского оружия» уже никто не верил!

Весь лагерь, из трёх шахт, перебросили, как между собой говорили пленные, на «старую границу. Они рыли окопы и оборудовали огневые точки. За малейшую провинность, эсэсовский часовой мог застрелить любого пленного. Трупы закапывали тут же, за бруствером окопов, будущей обороны. Готовые позиции, сразу же занимали прибывающие гитлеровские подразделения.

На ночь пленных закрывали в старом кирпичном амбаре, неподалеку от развалин храма. В лунные ночи работали круглые сутки, прикорнув пару часов, в свежевыкопанных окопах.

Свирепые эсэсовские охранники, воспитанные в ненависти и готовые стрелять по безоружным людям, были заменены солдатами-запасниками, предельных возрастов. В ночь перед отправкой на Восточный фронт, эсэсовцы организовали грандиозную пьянку. Все эти «героические хранители традиций третьего Рейха», способные издеваться над пленными, панически боялись фронта. Пьяный помощник начальника эсесовской охраны, ввалился в барак арестантов и открыл огонь. Это переполнило чашу терпения. Желторотый унтерштурмфюрер СС, был растерзан толпой озверевших пленников, вместе со своей немногочисленной охраной. В ход пошли доски нар, столешницы и «параши» для отходов. Осмелевшая толпа ринулась к казарме СС. Полупьяные эсэсовцы сопротивления оказать не смогли, и были все, до единого, убиты восставшими. Не успевшие принять охрану запасники, безропотно сдали оружие. После чего были заперты в пустом амбаре. Всё произошло так стремительно, что никто из перепуганных охранников не успел позвонить в вышестоящий штаб. Толпа, около двухсот человек, опьянев от свободы, вывалилась на улицу, в темноту ночи и неизвестность. Всем было понятно, что при таком, смешном количестве оружия, взятого у охраны, толпа беглых узников, в двести человек, в прифронтовой полосе, напичканной войсками, уже следующим утром, была бы обнаружена и перебита. Решили выходить к своим мелкими группами. Тем более, что каждую ночь, в сумрачной тишине, на востоке явственно слышался грохот орудий, похожий на дальний гром. Туда и надо было двигаться!