Дмитрий Киселев - Повестка в жизнь

Но меня не волновало происходящее, мысли не давали возможности отвлечься – я изо всех сил старался не подавать вида, что напуган. И, кажется, никто, кроме моей девушки, не понимал мое состояние и не видел моей тревоги. Мы старались спрятаться ото всех, чтобы насладиться последними часами, проведенными друг с другом. Она приободряла меня и сквозь слезы говорила о своих чувствах и вечной любви. Всю ночь я утешал ее, надеясь, что через два года… – «они жили долго и счастливо и умерли в один день». Тем более что первый шаг к нашим отношениям сделала она, и у меня не было оснований ей не верить. Я считал, что мне повезло быть со столь прекрасной девушкой, с отменной фигурой, длинными вьющимися черными волосами и открытой душой. Она словами вселяла в меня уверенность в завтрашнем дне, обещав стопроцентно дождаться. Но утро 25 июня 2002 года разлучило нас на гораздо больший срок, чем на 730 дней.

Заранее заказанный ПАЗик приехал вовремя. Загрузившись всей ватагой, мы отправились к зданию военкомата. И вот уже целуют родственники, пьяные друзья желают остаться человеком, а девушка еще раз гарантирует хранить верность. Меня и еще нескольких моих земляков пересадили в старый автобус и направили в армию.

Куда?

Через пару часов автобус въехал в ворота Тульского военкомата, где уже толпилось много призывников, собранных со всех маленьких городов нашей области. Нас, только что прибывших, построили перед зданием, скомандовали выложить вещи перед собой, и какой-то офицер лично проверил, не взяли ли мы в армию что-нибудь незаконное. Затем – снова медкомиссия, номер два. Возможно, не доверяли тем докторам, которые уже осматривали каждого в районных военкоматах. На обходном листе мне вновь написали: годен.

В областном военкомате с нами никто не церемонился, я должен был делать всё, что мне говорят: идти, стоять, все по команде, и это сбивало с толку. Впервые оказался в месте, где обязан выполнять приказы, как и все остальные. Позже отвели в какое-то помещение, напоминавшее советский полуподвальный спортзал. Места всем на скамейках не хватило, и пришлось сидеть на полу.

Эх!

В «спортзале» мы провели очень много времени, около пяти часов, ели то, что привезли с собой (каждому родственники положили еду в дорогу), иногда нас выводили в туалет. Как позже выяснилось, мы ждали «покупателей». Я не мог взять в толк, что значит «покупатели», мы же не товар. Но тут так называли офицеров, которые приезжали набирать новобранцев в свои части.

Парень, сидевший со мной рядом, сказал, что сначала дают выбрать солдат «покупателям» из элитных войск, из ВДВ или морской пехоты, а остальные поедут в обычные войска или стройбат.

Я очень надеялся попасть в престижные войска, но меня никто в этот день не «купил». «Ростом, что ли, не вышел? Да нет, 183 см, вроде нормальный рост», – думал я. Ночью всех «некупленных» отвели на второй этаж военкомата и приказали отлеживаться на кроватях-«полках» до новых «покупателей». И никого из офицеров не волновало, что «полок» всем не хватает – товар может полежать и на полу.

Эх!

Я был расстроен – так много готовиться к армии, пробежать сотни километров, постоянно заниматься со штангой (даже портянки научился наматывать!), а меня всё равно не взяли в элитное подразделение! А может, они узнали мою тайну – что я на самом деле не годен к службе в армии. Поняли, что обманул! Но как? Не может быть! Тогда бы меня отправили домой. Или я все-таки товар второго сорта? Мысли переплетались, мешая заснуть, и только под утро мне удалось задремать.

С первыми лучами солнца нас, собрав в колонну, повели на железнодорожный вокзал. Оглядев строй, я понял, что основная масса шагающих это обыкновенные, неспортивные призывники. И я подумал, что всех нас ждет обыкновенная служба: никаких самолетов, прыжков с парашютом или операций на морской глади.

Эх!

Посадили в вагон электрички до Москвы. Пейзажи, быстро мелькая в окне, заставляли сжиматься сердце, уже тоскующее по дому. Но, подъезжая к столице, уныние сменилось удивлением. Мы не могли оторвать глаз, ведь почти все выросли в маленьких уездных городках, многие даже в Туле не бывали, а тут за окнами проносилась сама МОСКВА! Я впервые в жизни видел большой город и дома настолько высокие, что дух захватывало.

Ах!

Это сейчас у меня уже не вызывают удивления и восхищения башни «Москвы-Сити» – привык, а тогда даже десятиэтажки казались мне небоскребами.

Электровоз, сбавив ход, медленно подъезжал к огромному, красивому, наполненному множеством разных людей, Курскому вокзалу. Оказавшись на платформе, я испугался, что потеряюсь в этом городе, а, засмотревшись на очередное строение, отстану от колонны. И никого вокруг не удивляло то, что мы стараемся идти строем. Люди как будто бы просачивались сквозь нас, не замечая… Они обреченно торопились куда-то.

В моем маленьком городе люди ходили неспешно, размеренно, широко, а эти – жители Москвы – толкали меня, задевали и практически занесли в здание вокзала. Офицер, сопровождавший нас, указал угол в огромном помещении, где мы и разместились на полу, ожидая дальнейших распоряжений. Мне очень хотелось походить по вокзалу, выйти на улицу, «наполнить себя красками», привыкнуть к радуге цветов и форм. Почувствовать Москву! Но не решаясь нарушить приказ – сидеть в углу и ждать – я мог лишь подойти к окну и восторгаться тем, что в будущем будет меня дико раздражать: пробки, толпы людей, постоянный гул… А тогда я просто наполнял себя всем этим.

Сказать, что я был восхищен после 18 лет жизни в городке, где всё было одинаково обычным – это ничего не сказать. Совершенно утопая в новой реальности, я был парализован полнотой цветов и оттенков, собранных в одном месте. А среди проплывавшей толпы выделялись «странно» одетые люди, взгляд к которым непроизвольно «приклеивался» до появления следующего яркого персонажа. Я поглощал буквально всё – от безумного макияжа девушек до вокзального, наполненного потом, воздуха. Москва околдовала меня, впечатлила, ошеломила, но, боясь заразиться ее «ненормальностью», я безумно захотел вернуться домой, пока еще самим собой.

Теперь-то я понимаю, что в те времена эти люди на вокзале приезжали в Москву такими же, как и я, но Москва их впитывала, закручивала и раскрашивала. И такими они уезжали в свои серые родовые гнезда, где