Сергей Лунин - Лабиринты судьбы. Мир, в котором мы живем

Но у меня дома братишка – школьник, мама – работающий пенсионер. В последних письмах она мне писала, что неважно себя чувствует. Так вопрос, оставаться мне на службе или нет – разрешился сам собой.

Вадим продолжал:

– Отслужил я положенный срок, так сказать, отдал долг Родине и возвращался к себе домой, на малую Родину – Нижний Тагил.

Город меня встретил неприветливо: знакомая картина – рыжие «лисьи» хвосты из мартеновских труб НТМК, отравляющие и без того плохую атмосферу города, рыжий снег под ногами, перемешанный с грязью (было начало ноября). Цианиды, фенол, формальдегид…

Ничего не меняется, – с горечью подумал я. Как травили город, так и травят.

Тагил на языке манси, коренных здешних жителей, значит «яма». «Яма» – потому что город наш окружают горы:

Пихтовая, Паленая, Лебяжья, Лисья и другие. В том числе и знаменитая гора Высокая рудная. Отсюда все и началось – вся металлургическая мощь Урала и история Демидовых. Ух, дух захватывает от воспоминаний!

Но у этой мощи была и оборотная сторона медали: увидев клубящее от красноты и копоти небо, я вспомнил и многострадальною реку Тагил и ее отравленные воды Тамильского пруда, где мы когда – то купались, ныряя в прозрачную ее глубину, плескались, играли в лапту и визжали от восторга!

Дымили НТМК и Вагонка, где мы и жили. Я вспомнил и демонстрации: когда самые активные Тагильчане вышли на свой первый экологический митинг. Говорили около десяти тысяч человек. Город задыхался от «грязного воздуха» и надо было, как- то решать эту проблему.

Вспомнил я и отца, который все свои лучшие годы отдал НТМК. Этот грохочущий, ухающий, дымящий, изрыгающий пламя и огненный металл, заводище, стал его судьбой. Где он и умер, не дожив до пенсии два года. Но он никогда не жаловался, а наоборот, говорил с любовью о заводе, гордился и терпел. Терпел все и угасал.

Это были люди железной закалки, прошедшие ужасы войны, претерпевшие холод, голод, болезни, но выстоявшие в этом аду и победившие в одной из самых кровопролитных войн в истории человечества. Такую войну забывать нельзя – это наша трагическая история.

Вадим замолчал. Глубоко затянулся. Было очевидно, что ему нелегко даются воспоминания о прошлом. Рано потеряв отца, он потерял и опору в жизни, умного и доброго советчика. Нужно было помогать маме и воспитывать младшего брата.

– Конечно, меня эти трудности коснулись меньше всего, – продолжал Вадим. Я больше видел красоту своего края. Ее богатую историю нельзя было не заметить и не радоваться ею. История Нижнего Тагила очень богата и люди – мои земляки, трудолюбивые и терпеливые, и я горжусь ими. Моя мама учительница. Она и привила мне любовь не только к Отечеству, но и к моей малой Родине, моему городу, где я родился, рос и жил.

– Что меня ждет? Где мои друзья? Что изменилось в городе? Три года для истории – миг, а для человеческой жизни – история. – думал я, шагая по родной улице.

Мама встретила меня с улыбкой:

– Как нежданно – негаданно!

– А то! – улыбнулся я, и мы обнялись. Моя мама самая лучшая мама, добрая и справедливая, учительница по литературе, прекрасно знала историю Отечества и тем более своего города.

– А Гоша где, братишка мой «недоношенный?»

– Сам ты «недоношенный», – выскочил из другой комнаты и повис на мне Гоша.

– Студент вуза, – гордо погладила моя мама по голове. Умница. Молодец. Будет металлургом, как отец.

Взъерошенный, в майке и трусах повис на мне брат, не оторвать. Крепкий такой, жилистый парень.

Накрыли стол. Я раздал подарки, припасенные в Германии. Маме – шарф, брату – книгу о Германии и «дембельский» альбом, авторучку, сделанную из патрона, от автомата Калашникова. Она ему больше всего понравилась. Пока Гоша разглядывал мой армейский альбом, мы с мамой пили чай с пирожками.

– Как будто знала, что приедешь, вот и напекла, твои любимые, с морковью, – улыбалась мама.

Я с удовольствием поедал мамины пирожки, не задавая лишних вопросов. Наслаждался уютом и комфортом. Нет тебе назойливого старшины, подъемов и построений. Хорошо!

– Мама, а где Сашка Макеев? – спросил я. Он же работал на НТМК. В армию его не взяли, комиссовали. Писал и потом замолчал.

Мать, молча, посмотрела на меня и покачала головой. Поглотил его монстр – Змей Горыныч, водочка. Недавно похоронили…

Да-а-а… – протянул я, с его-то здоровьем где-нибудь в офисе сидеть… ведь очень толковый.

– А Павел Сумин?

– А этот герой. Крутой стал. Бандит он, одним словом! Потом сам узнаешь…

Как! – удивился я. Отличник! Ну, от армии откосил, но ведь спортсмен.

– Да ты потом сам все узнаешь, кто и где, и что у нас в городе творится. Пошли спать, сынок.

***

– Может, и мы тоже поспим, – прервал Вадима я, а то ночь за окном. Отдохнем, сил наберемся.

Да, за окном была глубокая ночь. Под стук вагонных колес, мы проезжали мимо маленьких станций, иногда притормаживая. Мелькали уличные фонари, прожекторы, леса и перелески, и встречный ветер трепал наши волосы, освежал, но ночь брала свое: хотелось спать, хотя будет трудно заснуть после интересного знакомства с Вадимом!

Вадим докурил и мы пошли спать. Вадим быстро уснул, а на меня нахлынули воспоминания. Судьба так распорядилась, что я несколько лет жил в Нижнем Тагиле. Там и живет моя сестра. Сразу после армии, по распределению, отслужив на месяц раньше, я с двумя сослуживцами приехал в Нижний Тагил, и мы остановились у моей сестры Галины. На следующий день мы пошли на завод, НТМК, куда нам было предписано работать.

Конечно, посмотрев на ревущее, изрыгающее огонь производство, пыльное, грязное, мы не захотели там работать, и мои сослуживцы поехали по домам, а я остался. У меня здесь сестра. Я устроился на «Уральский вагоностроительный завод имени Ф.Э.Дзержинского». Точнее сказать, после того, как я окончил курсы на токаря, меня направили в цех номер 32 на практику, к наставнику. Наставник, пожилой человек пенсионного возраста, принял меня с улыбкой, доброжелательно:

– Будем знакомиться. Сергей Иванович.

– Сергей… Григорьевич, – пожал я его мозолистую руку. Мы улыбнулись доброжелательно.

– Забудь, все чему тебя учили на курсах, будет учить тебя снова, но практически.

После месяца практики началась моя трудовая деятельность. Сергей Иванович ушел на пенсию, мы проводили его с почетом и я приступил к самостоятельной работе. В то время на УВЗ был разработан и начинал производиться танк третьего поколения. Т-72 один из лучших танков второй половины XX века, состоящий и ныне на вооружении в армиях нескольких десятков мира. Я брал болванку и обрабатывал ее. Восемь операций и получалась красивая круглая деталь, тарелкообразная, только без дна. Мне говорили, что я делал деталь к подъемному механизму пушки. Я особо не вникал. Приходил мастер, проверял допуски штангельциркулем, принимал или браковал работу (и такое бывало, к сожалению). Работать я научился быстро и ловко. Даже так быстро, что потерял бдительность: установил заготовку, зажал в патроне, включил станок, а ключ для зажима патрона не вытащил. Станок набирает обороты и упирается ключом в станину моего токарно-винторезного станка 1960 года. Станок замечательный, чешского производства, загудел от неимоверной нагрузки. А я нет, чтобы выключить, схватился за ключ, мои руки побелели от напряжения, я потерял дар речи. Слева от станка стояла аккуратно сложенная горка готовых деталей, я толкнул ногой, и они зазвенели, когда покатились по полу. У нас станки стояли в шахматном порядке, и мой сосед слева бросился ко мне, услышав шум, выключил станок. Потом двое рабочих пытались успокоить меня, вытащить из рук ключ. Брызгали на меня водой. Я долго не мог придти в себя и с тех пор стал побаиваться станка.