Денис Соболев - Севера. Большой сборник рассказов

– Я петь люблю. Очень.

Перспектива слушать какой-нибудь шансон или, еще хуже, попсу, нас не грела, о чем мы и заявили в голос. Улыбнувшись, Ваня, смущенно тиская в замасленных руках шапку, затянул «Moonlight». Да так затянул, что и Фрэнк бы аплодировал, точно знаю. Дослушав до конца, Игорь с очень значительным видом спросил:

– А еще что можешь?

Следующий час мы бессовестно гоняли Ваню в хвост и в гриву, работа на объекте встала. Делавшие отделку армяне тихонечко присели в уголке и слушали, как и мы, открыв рты и щуря глаза от удовольствия. На мой вопросительный взгляд Арам, их старший, развел руками, с улыбкой кивнул на Ивана и прошептал громко:

– Как можно мешать? Никак нельзя.

И не поспоришь.

Допев, теперь уже Иван вопросительно уставился на обалдевших нас. Откуда он знает английский? Где выучил песни Фрэнка?

– А ты …чего не поступил никуда? На тракторе вкалываешь… а мог бы на сцене!

– Так это… я ж и прошу сцену.

– Будет тебе сцена – я не мог отказать.

– Только я по воскресеньям смогу, в другие дни работа. И летом только по вечерам… не всегда. Сами знаете.

Знаем, как не знать. Летом Ваня пашет без продыху, но мы потерпим.

– Добро. А можешь «Moonlight» еще разок?…

И вот теперь каждое воскресенье Ванька поет. Не важно ему, есть кто в зале, или только мы с Игорем (я ради этого приезжал пораньше), он поет. Только ему я разрешаю курить в зале. Он приходит, садится на стул, закрывает глаза и поет. А мы с Игорем по очереди носим ему виски. Из его личной бутылки, за которой я специально ездил в город. Мог бы попросить кого-нибудь, привезли бы, но… Это мое дело. Просто потому, что уважаю. Теперь по воскресеньям у нас почти не бывает пусто. Люди приезжают послушать. Жаль, что сегодня не воскресенье.

Снаружи зашумел мотор, и я вышел в зал, вытирая руки полотенцем. Подъехавший на авто гость потушил фары, заглушил мотор и выбрался под снег. Я отлично видел его, ловящего ртом снежинки. Молодой мужчина, лет тридцать или около того, в добротной кожаной куртке, джинсах и легких туфлях. Постоял немного, подняв лицо к небу, и, оскальзываясь, направился ко входу в бар. Зачем в летних туфлях зимой ходить? Дань моде? Ладно, не мое дело. Мое дело – накормить.

Дверь хлопнула, и парень застыл на пороге, огляделся.

– Доброй ночи – глуховато произнес мужчина.

– Доброй. Поужинаете?

– Можно кофе? – как-то потерянно спросил гость и пошел к стоящему в углу у окна диванчику. Повесив куртку на стоящую тут же вешалку, он уставился в окно. Пожав плечами, я ушел на кухню. Кофе мы всегда варим в турке на печи. Когда я завел было разговор о покупке кофе-машины, Игорь только хмыкнул. Он фанат кофе и не признает компромиссов, и сваренный любым другим способом кофе считает суррогатом. Дождавшись пенки, я снял турку с печи, налил кофе в специальную тонкостенную чашечку и вышел в зал. Гость так и сидел, глядя в окно отсутствующим взглядом. Я аккуратно поставил кофе перед ним:

– Ваш кофе. Из турки.

Он взял чашечку, принюхался, отпил небольшой глоток и замер ненадолго, прикрыв глаза.

– Спасибо – он вздохнул и отвернулся.

Я вернулся за стойку и взялся за висящие вверх ножками бокалы. Протираешь его тщательно, смотришь на свет и подвешиваешь на место. Синатра сменился Сэмом Куком, за ним Биби Кинг… Когда запел Том Вэйтс, гость не выдержал:

– Почему блюз?

– Не нравится?

– Нравится, но… Неожиданно здесь услышать.

– Я люблю хорошую музыку.

Он помолчал, допил кофе, отставил в сторону опустевшую чашку:

– Это ведь у вас по воскресеньям поет хороший музыкант?

– Он тракторист. Да, у нас.

– Тракторист?

– А почему бы трактористу не петь?

– Да, верно… Вы не спрашивали у него, почему он поет?

– А почему люди поют? Вообще?

Он потер переносицу.

– Есть еще кофе?

Я сходил на кухню и скоро вернулся с двумя чашечками, уселся напротив:

– Он нам не сказал до сих пор, где научился петь и почему поет американскую музыку. Просто приходит и поет. А мы и не против.

– У вас есть женщина?

Я вздернул бровь, и мужчина смешался:

– Может быть, вы знаете… Почему они уходят?

Я покачал головой.

– Не знаю. Это только они знают. Да и то не всегда…

Помолчав немного, он заговорил, глядя в чашку:

– Мы познакомились случайно. Я ехал домой, злой после перепалки с шефом, настроение на нуле. И вдруг на пешеходном переходе она шагает мне прямо под колеса. Конечно, я должен был остановиться, но… И тут она. Шагнула, подняла ладошку в перчатке и так на меня глянула, что, мне кажется, я покраснел. А она вздернула нос и ушла. Я не мог ее отпустить просто так. Догнал, извинился, пригласил на ужин, вроде как компенсация морального вреда. Хотя пострадавшим был я, это точно.

Я слушал молча. Это ведь считай что исповедь, ответы не нужны. А парень, допив кофе, продолжил:

– Она не согласилась, но номер телефона оставила. Я написал ей в этот же вечер. Оказалось, что она замужем. Переписки, встречи, ну и закрутилось. Через полгода она ушла от мужа. А сегодня от меня. И теперь я думаю – почему?

Он замолчал и отвернулся. А я вспомнил, как три года назад пришел в пустой дом. Ни вещей, ни записки, только запах ее любимых духов, терпкий и немного горький. Или эта горечь мне показалась? Тогда я тоже спрашивал себя «Почему?». А потом собрался и уехал сюда. Продал все и убрался из города, который тянул из меня силы. У меня не было ответа для сегодняшнего гостя.

– Вы ведь не даете советов?

Я внимательно посмотрел на сидящего передо мной мужчину. Он улыбался как-то так… понимающе.

– Неблагодарное это дело.

Он кивнул молча, достал из внутреннего кармана бумажник, положил на стол тысячную купюру и поднялся.

– Подождите, сдачу принесу.

– Не нужно – он протянул мне руку – Спасибо.

Уже на пороге он остановился, обернулся и спросил:

– Как думаете, она могла уйти просто так?

Вот что тебя гложет…

– Не знаю. Но надеюсь, что нет.

– Почему?

– Потому что тогда какова цена ее словам?

Он улыбнулся и ушел. Вновь поднялась пурга, гоняя снег по парковке и бросая целые его охапки в стекло. Январь. Ночь. Жду гостей…

…Четыре часа утра. Старые часы на стене тихонько так отбили, стараясь не разбудить нормальных членов нашей небольшой семьи. Знаете, такие часы с гирьками в виде еловых шишек на цепях и резной избушкой вместо корпуса. Там еще кукушка должна быть, но кукушку часам свернул котяра. Она его жутко раздражала своим оголтелым поведением. Многочисленные попытки гневного гипноза не спасли ситуацию.

А котяра у меня был знатный. Четырнадцать кило чистого боевого веса. Черный как смоль с наглыми желтыми глазищами и характером похмельного викинга на чужой территории, он кошмарил все кошачье население района. А кукушка его игнорировала. И однажды его душа не выдержала. Он занял выжидательную позицию на подоконнике, приготовился. И когда кукушка по традиции нагло выскочила и начала орать, он взметнулся ввысь. Мощное поджарое тело вытянулось в стремлении преодолеть гравитацию, правая лапа с широко растопыренными сантиметровыми когтями с размаху влепила несчастной птице по корпусу, и нежный механизм не выдержал. С дребезжащим звоном кукушка улетела в сторону дивана, где и попала отцу точно в лоб. Кот, поняв, что сейчас повторит подвиг кукушки, рванул в кухню, отец рванул было следом, но передумал. Кузьма был мстительным, и за обиду всегда рассчитывался сторицей. Ну его…