Мария Гарзийо - Жизнь женщины

Во время своих ежегодных визитов не отходит от меня, выбрасывает огромные деньги на лекарства и процедуры. Все мамочка, да мамочка. А раньше, помнится, приедет в гости и пропадет на сутки. Живой, нет, неизвестно. Мамочка не спит ночами, обзванивая морги и хлебая валокордин. Тогда в его жизни главенствовали бутылка, гитара и друзья. Теперь заматерел, женился, поменял ценности. В новую страничку хорошо вписалась любовь к матери. Раньше ей места не находилась, а тут вросла как родная. Впрочем, разве я помню плохое? Стерлось оно из памяти, оставив тонкий карандашный отпечаток. В этом отпечатке и упреки мужа, его вечное недовольство, скандалы. Слезы. Стираю белье и плачу. Все, не могу больше, разводимся. И тоненький голос сына «Мама, а как я скажу ребятам во дворе, что у меня папы нет?» Вытерла слезы рукавом. Забыла про развод. Стерпела. Вот его фото выпало из альбома. Красивый. Молодой. Военный. Встретились на танцах. На мне американское платье из посылки союзников, которое уже переносила вся женская часть общежития. На нем военная форма. Чувствую, что смотрит на меня пристально. Знаю, что сейчас подойдет и пригласит на танец. Подошел. Пригласил. Свадьбу в общежитии праздновали. Сварганили угощения из того, что было. Так ясно вижу эту картину, как будто вчера было. Застывшее мгновение нашего первого танца – одна из нерушимых опор, за которые я держусь до сих пор. Все последующие годы совместной жизни как-то смазались в один пестрый поток, а эта минута за все время так и не потеряла четкости и красок. Затерявшись в воспоминаниях, не заметила, как кончился концерт. Дочка наказывала походить. Надо решиться. Доктор сказал, что если залягу, то это конец. Надо решиться. Конфета поблескивает на столе глянцем обертки. Вот похожу и съем ее. В награду за муки. А ведь бегала когда-то, прыгала, танцевала. Выступала на 9 мая на Красной площади. Не верится, что та тощая попрыгунья могла превратиться в такую неподъемную немощную груду. Пододвигаюсь осторожно к краю кровати. Сердце испуганно вскакивает и ошалело бьется о ребра: «Ей, не надо! Ты что! Будет больно!» «Ничего, потерпим» шепчу сквозь зубы я. Доктор сказал надо. Дочка сказала надо. А надо, значит надо. Ноги, опухшие бочонки испещренные венами, недовольно гудят, почуяв неладное. Я подаюсь вперед, хватаюсь за подпорку. Раз, два, три. Раскачиваюсь перед последним рывком. Ну же, давай. Нет, ноги не слушаются, не держат чрезмерную тяжесть тела. Еще одна попытка. Третья, четвертая. Есть! Получилось. Встала. Сразу же со всех сторон понеслись болевые сигналы. Кряхтит одряхлевший позвоночник. Плачет поврежденное во время последнего падения бедро. Стонут отвыкшие от движения мышцы ног. «Цыц! Надо, значит надо!» затыкаю я их голосящие глотки. Один шаг. Второй. Третий. Хорошо бы сделать десять. Тогда можно со спокойной совестью съесть конфетку и сегодня больше себя не мучить. Пятый, гад, болезненный очень вышел. Еще, немножко, ну, совсем чуть-чуть. Рожать тоже непросто было. И сносить презрение мужа к моим родителям. А тяжелее всего было смотреть, как он гаснет изо для в день, сжираемый изнутри проклятой болезнью. Врачи запретили говорить ему диагноз. Гуманность советской медицины. Я должна была выйти к нему со спокойным счастливым лицом и сказать «Ничего страшного, этого всего лишь грыжа». И ни один мускул не должен был дрогнуть, ни одна слезинка не должна была смочить глаза, выдав тем самым истинный вердикт «Ты умрешь». Я смогла. Умыла лицо. Вытерла. Вышла в коридор с улыбкой. А внутри рыдало отчаяние. Он был непростой. Он умел сделать больно. Но когда пришла беда, все былые обиды отодвинулись на задний план. Остался только он, я, и наш первый танец на том вечере. Шестой! Опять помогла пожелтевшая от времени картинка памяти. Седьмой. Осталось всего ничего. Давай же! Замолчите кости-предатели! Забыли, как носили меня по школе. Сверху вниз по ступенькам. Успеть заскочить к завхозу, узнать насчет ремонта, утвердить с завучем новое расписание, разобраться, из-за чего вышел конфликт на уроке биологии. Вся ответственность на мне. Я – директор. Моя работа занимала восемьдесят процентов моего времени и девяносто моих мыслей. Дочка и сын ревновали, когда я называла учеников своими детьми: «Мы – твои дети!» «Да, вы, конечно, вы». И они тоже. Я помнила все их фамилии, их светлые лица. Запаса любви, которым одарила меня природа, хватало всем с лихвой. Я стремилась согреть своим теплом каждого замерзшего в собственной семье, каждого обделенного лаской и заботой. В этом я видела свое предназначение. И каждый день, наполненный смыслом, озарял мое существование счастьем. Восьмой. Некоторые ученики до сих пор звонят мне по праздникам. Просятся в гости. Это их внимание доказывает, что я не зря оставила в школе четыре десятилетия жизни, большую часть души и все здоровье. Это вложение окупилось. Но в визитах я отказываю. Не хочу, чтобы они видели меня такой

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.