Геннадий Перминов - Через тернии… к счастью!

– Скажете тоже, мужу, – зарделась польщённая девушка и украдкой взглянула на Мишку, выносившего в чулан зимние рамы. – Мне учиться надо, десятилетку окончить, институт, а потом уже об этом думать…

– Об этом думать никогда не поздно, – Шура поднялась, и устало потёрла покрасневшие глаза. – Спать пойду. Завтра на работу.

– Ой, я тоже побегу, а то бабушка волнуется! – спохватилась девушка и вскочила. – До свидания, тёть Шур, пока, Мишка! – она кивнула им головой и исчезла за дверью.

А время продолжало не спеша и равномерно отсчитывать определенные жизненные шаги.

Мишка Блаженов перешел в седьмой класс, а Маринка, которая за последние два года преобразилась так, что не заметить мог только слепой, успешно заканчивала одиннадцатый и теперь сидела за учебниками, усиленно готовилась к экзаменам.

Пышные русые волосы, крупными волнами ниспадавшие на её плечи, идеальный, нежный овал лица и пытливый, выражавший полнейшую независимость и безразличие к мнению окружавших взгляд её голубых глаз невольно выдавали в ней лидера, а соответственно – притягивали многих взрослых парней. Стройная фигура и уверенные, отточенные движения. Она становилась женщиной. Красивой, дерзкой и, увы… неприступной.

А Мишка… Паренёк постоянно ловил на себе пристальный, как бы оценивающий взгляд красивой девушки, но воспринимал это как нечто естественное, само собой разумеющееся. Частенько, когда опека Маринки становилась слишком навязчивой, он замыкался и уходил в себя, убегая на водопад, в укромный шалаш, который они с Маринкой построили в год их переезда на Пролетарку.

Слушая неразборчивый шелест воды и ворча про себя нечто невразумительное, он постепенно успокаивался:

– Подумаешь, – ворчал он, общаясь исключительно с божьей коровкой. – И что с того, что она старше меня и красивая! Уедет в свою Москву и забудет про меня… Указывает, тута… – он постепенно успокаивался и крепко засыпал. Пробуждение его, почти всегда было одинаковое.

– Вставай, бука! – сквозь сон слышал он знакомый голос и нехотя открывал глаза. – Мишка, ну ты как маленький, ей Богу! Сколько мне ещё за тобой бегать? – укоризненно выговаривала девушка, заботливо отряхивая прилипшие к нему травинки и ёлочные иголки. – Пошли домой, скоро тётя Шура с работы приедет, а тебя дома нет! – она брала его за руку, как раньше, и вела за собой. Мишка безропотно и обреченно плёлся за ней, но возле первого дома вырывал свою ладонь и, приняв независимый вид, шёл один, опередив Маринку на шаг. Девушка, едва поспевая за Мишкой, возмущённо качала головой и тихо улыбалась своим мыслям.

– Мам, а почему я такой? – с болью в голосе спрашивал он у матери. – Вон, ребят послушаешь, все с девчонками гуляют. Колька Шаров каждый день с Лариской в клуб ходит, целуется с ней, Митька с Валькой с первого класса сидят за одной партой и всё у них общее. А у меня никого нет.

– Как, никого нет?! – восклицала мать. – А я? Маринка? Михаил Егорыч? Пойми, сынок, ты никогда не будешь хорошим для всех! Главное, что мы тебя любим! А ребят ты больно-то не слушай! Хвастаются они, поди.

– Любят… Не любят… – бормотал Мишка, плотнее укутываясь в одеяло. – Заманали вы своей любовью…

– Каждый кого-то любит! – мамка нежно гладила его по голове и, убедившись, что сын крепко заснул, углублялась в тяжелые размышления.

«Сынок ты мой, сынок! – думала она, разглядывая лицо Мишки, покрытое нездоровым румянцем, и прислушиваясь к его прерывистому дыханию. – Что-то ждёт тебя в жизни? Что же за хворь у тебя такая?

Мишка частенько, особенно в последнее время, жаловался на усталость, головокружение.

– И худющий ты, как веточка, качаешься на ветру. В Москву бы тебя свезти, на обследование, как Егорыч советует, да где же денег таких взять? У Нюрки занимать? А отдавать чем? Она хоть и сестра, но у неё своя семья, заботы. Вон, ребёночка хотят взять из детского дома. Сейчас, спасибо, Маринка выручает, а уедет в город, что тогда? Я постоянно на работе, друзей у него нет. Егорыч? – Александра задумалась. – «А что Егорыч? Ему уже за семьдесят, старенький, а в последнее время на ноги жалуется».

– О-хо-хо, – тихонько вздохнула Шура и на цыпочках вышла из комнаты.

Маринка Кравцова успешно сдала выпускные экзамены, и вечером того же дня у них с Мишкой состоялся этот памятный для обоих разговор.

– Знала, что ты меня ждёшь! – она, красивая, воздушная, выпорхнула из школы и подбежала к сиротливо сидевшему на лавочке Мишке. – Пойдём, – она протянула ему руку. – Ой, Мишка, я такая счастливая! А пошли на водопад!

– Тоже мне, счастье! – проворчал огорчённый паренёк. – Уедешь к чёрту на кулички, а я! – он страдальчески смотрел на возбуждённую девушку. – Обо мне ты подумала? – Мишка только сейчас, перед предстоящим расставанием начал осознавать, как он привязался и полюбил Маринку. По-настоящему. Как мамка с папкой…

– Не будь эгоистом! Жизнь только начинается, и у нас с тобой всё впереди. Закончишь десятилетку, отслужишь в армии…

– Я не хочу ничего заканчивать. Я сейчас хочу на тебе жениться, – с трудом выдавил Мишка и, густо покраснев, опустил голову. – Я… я люблю тебя…– едва слышно пролепетал он.

– Я знаю, – просто и спокойно ответила Маринка. – Я тоже тебя люблю, но пойми, нам надо немного подождать. Тебе сейчас тринадцать?

– Да. Уже четырнадцатый. Ну и что? – Мишка упрямо набычился. – Я уже большой!

– А мне семнадцать! Господи, семнадцать лет! Вся жизнь впереди! Пойми, Мишка, целая и счастливая жизнь! – она весело расхохоталась и упала в траву, увлекая парня за собой.

Мишка упал рядом и, нечаянно коснувшись упругой груди девушки, дернулся и инстинктивно отпрянул в сторону. Маринка, рукой подать, спокойно лежала рядом, чуточку прищурив лукавые глаза, выжидательно смотрела на угрюмо сопевшего Мишку и лишь бурно вздымавшаяся высокая грудь выдавала её внутреннее волнение.

– Поцелуй меня! – внезапно прошептала она и, подавшись вперёд, чуточку вытянула сочные губы.

Мишка растерялся. Он никогда и никого не целовал, разве что мамку, да и то в далёком детстве, а тут…

– Я… не умею, – неловко проворчал он, непроизвольно отодвигаясь дальше.

– Эх, ты! – Маринка вымученно рассмеялась, повернулась на бок и, подперев голову ладошкой, насмешливо посмотрела на расстроенного парня.

– Вот поэтому нам с тобой ещё рано жениться!

Полежав немного, девушка встала и пошла по кромке скалистого обрыва, любуясь неестественно яркой радугой, созданной водяными брызгами.

– Красота-то, какая! – восторженно прошептала девушка и внезапно погрустнела. – Пошли домой! – она повернулась и направилась в посёлок.

А через месяц Марина уезжала в Москву поступать в институт. Ранним июльским утром, когда они стояли на дощатой пристани и паром уже подходил к их берегу, Мишка грубовато и неумело обнял Маринку и неуверенно прикоснулся пересохшими от внутреннего трепета губами к её щеке.