Лемар Диа - Проси прощенья у камней

– Батя, ты рассказываешь мне про генеалогическое дерево?

– Не совсем. Знаешь, такое вот ветвление этих ломанных прямых похоже на капилляры большого организма. Если даже прекращается ветвление капилляров одного рода – в нашем примере возьмем твой случай, где у тебя нет детей, допустим это просто, не бери всерьез – пустое место занимает ветвление других капилляров – других родов. То есть, если где то прекращается ветвление одних капилляров, то на этом вакантном, так сказать, месте, появляются другие капилляры – организм возмещает потерю одной микросистемы другой.

– Организм? Ты имеешь в виду человечество? – Алексей подкинул очередное поленнице в огонь.

– Именно. Человечество – это единый большой организм, у которого есть определенная цель, я так думаю.

– И что же это за цель, отец?

– Я думаю, что это один из тех вопросов, на которые люди пока не могут дать ответ. Вопрос в другом – правильно ли существует этот организм?

– А ты как считаешь? – заинтересованно спросил Алексей. Он рассматривал отцовское задумчивое лицо, на котором переливами играли тени огня.

– Мне кажется, что организм этот сейчас немного болен, а может и не немного, а может и не болен… Откровенно признаться, Лешка, я не знаю – здесь я всегда попадаю в тупик.

– Батя, ты начал говорить что-то о том чувстве, которое тебя тревожило – упущенные возможности…

– Да, конечно. Так вот об этих упущенных возможностях – они не упущенные, но они – альтернативные. Все дело в том, что человек строит свою жизнь по одной лишь траектории – она словно выжигается на теле бытия, и с ней, с этой траекторией, ничего уже не сделать – ее ни исправить, не изменить. Но выбрав лишь одну траекторию своей жизни, человек отказывается от бесконечного количества других; и ему, человеку, остается лишь гадать и фантазировать о том, что было бы, выбери он другой путь своей жизни.

– Каждый человек встречает на своем пути других людей – они могут оказывать влияние на траекторию его жизни или же просто незаметно появляться в ней и так же незаметно исчезать. Но дело в том, что линии человеческих жизней никогда не пересекаются. Они могут идти совсем рядом, или же на расстоянии, или же совершенно в противоположных сторонах, но они никогда не пересекаются – никто не может влезть в клетку жизни другого человека, не выбравшись, при этом, из своей. Эта некая форма обреченности и делает людей столь несчастными, понимаешь, – человек никогда не сможет так сильно приблизить к себе, пусть даже самого дорогого и любимого, как бы ему хотелось.

"…клетка жизни…" – подумал Алексей. Странно, но он уже где-то слышал это, или читал, он не мог сейчас вспомнить.

– Вся загадка в том, – увлеченно продолжал Григорий Андреевич. – Что, отказываясь от одного из бесконечных путей, мы уступаем его, этот невыбранный путь, другой жизни. Мы ее не видим и не знаем эту другую жизнь, а также не видим и не знаем тот путь, от которого мы "отказались", но чувство потерянного и упущенного посещает нас – и вся беда в том, что мы не можем объяснить, ни себе, ни тем более другим, нашу скорбь.

Затем наступило глубокое молчание, нарушаемое лишь тресканьем поленьев да тяжелым дыханием отца.

– То есть, батя, ты хочешь сказать, что счастливого человека не может быть вообще? – наконец осторожно спросил Алексей.

– Ты неправильно ставишь вопрос, Алексей. Мне кажется, что сперва надо ответить на другой – а что такое счастье? Есть ли оно вообще и нужно ли оно нам? В нашем мире столько "пустышек", вокруг которых мы городим целые замки. Посмотри на животных – разве ты бы мог сказать про них, что они счастливы? Думаю, что нет. Они не знают, что такое счастье, и поверь мне, даже если бы каким то невероятным образом они бы это узнали, то ничего бы не изменилось – им оно не нужно, как не нужно и нам. Счастье, как и многие другие слова – это своего рода маячки, которые ставит человек, чтобы не заблудиться в океане жизни.

Но дело в том, что кому-то эти маяки не нужны – кто-то внутренним чутьем знает как ему жить, ориентируясь при помощи своего собственного ума. Таких людей, к сожалению немного, и они, как правило, незаметны в повседневности.

Но я думаю, Леша, если кто-то скажет тебе, что безупречно счастлив, тот слукавит, может неосознанно или по глупости своей.

– Но вы же с мамой были счастливы, отец, или же нет? – с удивленной обеспокоенностью Алексей смотрел на Григория Андреевича. – Или ты мне хочешь еще в чем-то признаться?

– Нам с твоей матерью было очень хорошо вместе – это главное. Я думаю, что сейчас она бы подтвердила мои слова, будь она здесь. Вообще, это удивительное явление, когда мужчина с женщиной уживаются вместе на протяжении долгих лет и их это устраивает – я бы назвал это чудом.

– Почему ты так думаешь, что в этом удивительного? Ведь это же нормально, да? Или нет? Батя, я тебя не узнаю, – с досадой проговорил Алексей.

– Я сам себя порой не понимаю, сын. Это лишний раз говорит о том, что как бы хорошо ты не знал человека, ты можешь не знать его вовсе. Человек думающий горазд находить в самом себе загадки, и найдя их – пытаться разгадать; вот это то и есть, видимо, ум.

– А по поводу твоего вопроса – нормально ли это, когда мужчина и женщина живут вместе, то, видишь ли, здесь не так все просто, – Григорий Андреевич хитро улыбнулся, вытянулся удобно в кресле, положив локти на подлокотники, сцепил кисти в замок на груди. – Здесь опять же нужно исходить из того, что такое есть человек. А человек, как мне кажется, это очень сложное дуалистическое явление: с одной стороны он вроде бы животное – хищное и довольно рослое, если сравнивать с другими популяциями мира млекопитающих; но с другой стороны он – человек – обратная, так сказать, сторона зверя, созданная исключительно умом и условиями коллективного существования.

Но когда я думаю об этом, то сначала прихожу к выводу: нет никакого сомнения в том, что человек в первую очередь лишь зверь, животное – хищное и плотоядное создание, мало чем отличающееся от многих известных представителей животного мира; но лишь весь тот ужас, который способен производиться в условиях и обычаях этого животного мира, и осуществление животных функций в целях сохранения и продолжения родов, функций, подаренных и представленных, как и обязующих в действиях самой природой – весь этот ужас животного бытия для человека мыслящего здравым рассудком есть сдерживаемая им же перворожденная природная сила…

– Извини, батя, что перебиваю. Но ты хочешь сказать, что человеком сдерживается та животная сила, о которой ты говоришь, только потому, что он – человек? – Алексей снова шурудил кочергой в камине, но больше из-за необходимости размять от долгого сидения мышцы и суставы, нежели для того, чтобы поддержать и без того отлично горящее пламя.