Лемар Диа - Проси прощенья у камней

– Ты имеешь в виду нас с тобой или вообще всех, батя?

– Я говорю о всех, а значит о стране, в которой мы живем и которую представляем как внутри ее так и на международной арене.

– Занесло то тебя – международная арена. Нужна она тебе эта арена, – Алексей разлил по бокалам еще вина. – Ты не путай свое небольшое производство с политикой: политика – удел властолюбцев и торгашей, а где власть и торговля – там большие деньги.

– Алексей, вот ты вроде бы образованный неглупый человек, а несешь такую херню. Ведь именно на малом бизнесе и строится та фундаментальная основа государственной целостности, которая и несет на себе благополучие и сплоченность общества. И именно в малом бизнесе создается тот микроклимат, который включает в себя все слои социального развития – от рабочего до инженера, от инженера до научного сотрудника и так далее. И если этот малый бизнес является здоровым и действующим экономическим институтом, то и каждый индивид в таком вот институте и развиваться будет в правильном здоровом русле. А "здоровый", образованный человек – это сильная поддержка в семье, а семья в свою очередь – сильная поддержка государству, а в свою очередь государство, как ты знаешь, есть не что иное как объединение семей, и чем больше таких вот здоровых сильных семей, тем здоровее и сильнее само такое государство! – Григорий Андреевич остановился посреди комнаты, нахмурив брови и поглаживая подбородок. – Ты сходил уже?

– Да, твой ход, тебе кстати – шах! Ты, конечно, хорошо все это сказал отец, но, знаешь ли, твои слова прекрасны где-нибудь на лекции, в институте, но не в нашей теперешней жизни. Они излишне утопичны и попахивают социализмом, а это мы уже проходили – социализм неликвиден, к сожалению, и капитализм об этом заявил прямо и однозначно. Вас хоть и било по голове всю жизнь это самое здоровое государство, так видимо все там и отбило, раз ты до сих пор веришь во всю эту чушь. Извини, но я с тобой не согласен на сей счет.

Григорий Андреевич сел в кресло и с мнимым интересом уставился на шахматное поле.

– Значит, шах, говоришь?

– Да, шах.

– Тогда позволь тебя спросить, сын, каково же твое мнение и отношение к происходящему?

– Я отвечу тебе, батя, но думаю, что тебе не совсем понравится то, что я скажу.

– А ты говори, говори, не стесняйся, я не барышня кисейная, авось не расплачусь.

– Ну ладно, – Алексей сделал долгий глоток вина. – Во-первых, мы живем в капиталистическом обществе уже, на тот случай если ты забыл, а такой склад общественного устоя означает то, что человек сам по себе уже не представляет никакой ценности, – человек в таком обществе уже оценивается лишь как рабочая сила и ценность его квалифицируется исключительно из количества производимого им продукта. Ты понимаешь отец, на что я здесь акцентирую внимание – человек – не ценность, как бы ты хотел это видеть, но человек – потенциальный носитель ценности, чувствуешь разницу? Я тебе приведу аналогию: свинья – не живое существо, но свинья – носитель мяса, понимаешь да? Идем дальше....

– Ты что же это людей свиньями считаешь, Алексей? – Григорий Андреевич широко раскрытыми глазами уставился на сына, не скрывая свое явное удивление и заинтересованность в услышанном. – Это как же так – свиньи то? Мы что же, по твоему такому вот разумению и хрюкать уже должны начать?

– Я же тебе сказал – приведу аналогию, вот я ее и привел. А ты своим неотформатированным устаревшим сознанием пытаешься все это буквализировать и "национализировать". Да, кстати батя, если ты не заметил, мы давно уже все хрюкаем, – тут уже Алексей бодро вскочил со своего места, чуть не опрокинув бокал с вином, и теперь уже занял место отца и начал энергично дефилировать по комнате взад-вперед. – Хрюкаем всегда и везде, по поводу и без. Ты посмотри телевизор – одни свиньи хрюкают, другие по команде им подхрюкивают, аплодируя на задних копытах; в эфире громко хрюкают одно, за кулисами или как у них это говорят – в "кулуарах", заметь словцо то какое иноязычное, созвучно с "клоакой", тебе не кажется так? – совсем другое. Ну да бог с ними с этими свиньями. Сбил ты меня , батя, ей богу с верной мысли. Вот как будто специально.

– Ну, извини, Леш. Ну ты сам со свиней начал, а я только было подхватил, хе-хе, я вижу назрел у нас с тобой так называемый свиной вопрос. Ты знаешь, а я пожалуй проголодался. Не перебраться ли нам на кухню? И ты знаешь – в морозилке есть свиные ребрышки, давай-ка я их сейчас зажарю, а?

– Давай, я тоже есть хочу. А мясо под вино – это шикарно. Тем более свинина – пища на злобу дня.

Они, смеясь, ушли на кухню.

– Так что же там у тебя дальше, Леш, по плану. Про людей то я понял – они, то есть мы – всего лишь источник дохода, не более, как ты смеешь декламировать.

– А дальше, а что же дальше, а дальше вот что: в мире капитализма нет места сочувствию и жалости, поэтому капиталообладателям глубоко плевать в каких условиях работают и живут их рабочие; и что самое страшное – государство закрывает на это глаза, и даже подстрекает к такому отношению, потому что капиталообладатели делятся потом доходом с государством. А кто представляет государство – руководитель страны и властьдержащая партия – основная политическая сила страны; остальные создают лишь фон, декорации борьбы, но никакой борьбы-то нет – несколько кинутых костей из щедрых правительственных рук заставляют забыть о достоинстве представителей побочных сил, они словно мантия – стелятся по "черни" за королем.

– Таким образом, отец, рабочий остается один на один со своими проблемами, мучениями, лишениями – государству это не нужно, государству нужен один лишь результат, плоть; что же до души – она опять же неликвидна и нерентабельна для государства. Такой вот человек, если у него есть проблемы, лишения и мучения, идет домой, если, конечно, же у него есть дом. Возможно, в семье ему помогут справиться с проблемой, но я тебя скажу отец, – проблемы не любит никто; и вторая половина семьи, подумав, что проблемы-то сейчас не модны, обременительны, сейчас моден человек без проблем, – государство так научило и так воспитывает, – решает вторая половина семьи оставить такого человека с проблемами наедине, а сама – вторая половина – предпочитает уйти от него, и, возможно, к тому, у кого нет проблем – к более успешному и безпроблемному человеку.

– Что же дальше происходит, отец, спросишь ты меня. Ну, тут уж все не так уж и сложно. Сбросим маски, ха-ха. Подлей-ка вина еще отец, а то в горле словно песок – пересохло все, как в пустыне, черт возьми.

– Вино и пустыня, белое и красное.... Какой контраст. Отец, скажи, ты никогда не задумывался над тем, почему Иисус превращал воду именно в вино? Зачем вообще было превращать воду в вино?