Лемар Диа - Проси прощенья у камней

Алексея, вдруг, окатило такое безумное и всепоглощающее чувство тоски, что он начал задыхаться. В комнате было прохладно, а ему стало душно. Он встал с кровати, подошел к окну и открыл раму – в темную комнату тут же густым паром ворвался ледяной воздух; он обдал туловище Алексея и пустился, словно белый змей, вниз обследовать просторы помещения.

Алексей подставил лицо навстречу холодному потоку и несколько раз глубоко вдохнул. Жгучая свежесть тут же заполнила всего его изнутри, заставив вырваться сухой кашель наружу. Алексей закрыл рот рукой – он боялся разбудить отца, храп которого равномерно раздавался из соседней комнаты. "Везет ему – спит" – подумал Алексей.

Когда Алексей понял, что уже изрядно замерз, то закрыл раму и бесшумно просеменил к своей кровати. Он сел на ее край, обхватив тело руками – оно было холодное и покрыто мурашками. Сна, как говорится, не было ни в одном глазу. "Дерьмо, опять до утра как призрак буду слоняться по квартире" – раздраженно подумал он. В последнее время Алексея часто мучила бессонница, она стала его постоянным ночным спутником, при чем, если ему вдруг случалось заснуть днем, то этот дневной сон был так крепок и сладок. И напротив же, когда наступала ночь и сильная необходимость лечь и заснуть, – потому что стрелки часов уже давно перевалили за двенадцать, и невыспанность с утра предвещала тяжелое пробуждение и плохое настроение на весь день, – Алексею предстояло долгое мучительное ворочание с боку на бок, со спины на живот по постели, и в конечном итоге он включал свет, шел на кухню заваривал чай, брал книгу, расправлял заново, скомканную бессонницей простыню, ложился и долго читал.

Ночное чтение доставляло ему удовольствие. Только ночью образы, спровоцированные чтением, были так ярки и необычны. Алексей мог долго читать и засыпать с книгой на груди и с включенным светом.

Но теперь, этой ночью, ему не хотелось чтения – оно его нисколько не трогало. Ему вообще ничего не хотелось, только сна, который был для него недоступен теперь. В голове царил хаос, мысли беспорядочно и без остановки, словно потревоженный пчелиный рой, наполняли голову.

"Что же я такое, – думал он. – Зачем я нужен и зачем я здесь? Для чего я живу, ведь моя жизнь бессмысленна, как бессмысленны мои мысли сейчас, мои руки, ноги – никакого смысла, никакого будущего, никакого желания. Почему я как другие не могу следовать каким-то целям, что-то делать, считая это что-то полезным и необходимым; почему я не хочу творить добра или же наоборот – вершить зло и сеять смятение и ужас. Чтобы жить, нужно во что-то верить, во что же верю я?".

Алексей с грустью смотрел перед собой. Затем он сделал попытку заснуть: лег на правый бок и закрыл глаза. Там, в голове, за закрытыми веками, таились странные образы, сменяли друг друга стремительно, превращались в яркие вспышки, затем, подобно яркой звезде падали куда-то в темноту, их заменяли другие, волнообразные; геометрически неправильные и все время изменяющиеся фигуры проплывали безумным вальсирующим действием; затем, вдруг, показывались образы людей, они были похожи на восковые застывшие маски, их сменяли серые дороги, петляющие в гуще темноты, потом все покрывалось разноцветными пятнами, белыми точечными вкраплениями – все это пронизывали оборванные мысли, составленные из букв; они, эти рваные мысли, бесполезно блуждали среди разрозненных образов, пытаясь приткнуться хоть куда-то, но отверженные, они вновь и вновь проносились, гонимые наступающим сном.

Алексей вскоре заснул, конечно же, не догадываясь об этом. Лунный свет еще долго покрывал его одеяло тусклой желтизной. Город был погружен в тишину и сон. Планета неуловимо кружила его спящих обитателей в мертвом танце, приближая их к очередному пробуждению, чтобы заново родившись каждый из людей, осознавших уже свое назначение или просто взрослые, могли продолжить ту давнюю борьбу, продолжавшуюся уже тысячелетия, ту непонятную обязанность действовать и сокрушать во имя взрощенных самими же идеалов, – и имя той борьбе – жизнь.

* * *

Когда Григорий Андреевич более уже не нуждался в ненавязчивом попечительстве и присмотре, когда он уже обратил свою жизнь в новое для него русло, в новую для себя роль – одинокого путника, – Алексей покинул отца и отправился на снимаемую им квартиру, прихватив с собой небольшой чемодан.

Григорий Андреевич не мог удерживать сына подле себя, прекрасно понимая, что Алексею необходимо жить отдельно, дабы не стеснять себя в своих привычках, потребностях, желаниях. Каждый мужчина должен сам "строить" свой угол, свой остов домашнего прибежища по своему усмотрению, в соответствии со своим характером, своими взглядами и устоями.

Отец с грустью в глазах провожал сына, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу прихожей; глядел, как тот не спеша накидывал на широкие плечи пальто, застегивал молнии теплых ботинок.

– Ну… вот и все, ничего не оставил вроде бы, а если даже и оставил, то всегда будет повод забежать к тебе, батя.

– Не говори глупостей. Никакого повода не нужно, чтобы наведать своего старика. Разве кровное родство не достаточный повод, чтобы увидеться? – Григорий Андреевич улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы. – Двери моего дома – твои двери, я хочу, чтобы ты всегда это помнил и знал, Леша. Теперь кроме тебя у меня никого нет, ты моя последняя сила, моя последняя опора, что держит меня на поверхности. Забудешь меня, я захлебнусь, не выплыву.

– Батя, не драматизируй ты....

– Подожди, Лешка, не перебивай отца. Я хочу тебе сказать спасибо, что не оставил меня наедине с горем, подставил свое мужское плечо… Оно мне было очень необходимо все эти недели, ты даже не представляешь как. Я не могу тебя удержать возле себя, и знаешь, я не стал бы ни за что этого делать, иначе был бы последним эгоистом. Ты – мужчина, сильный и умный мужчина, тебе нужно найти свое место в жизни. Я не хочу тебя учить чему либо, да, право, и не знаю – могу ли я тебя сейчас чему-то научить. Главное помни: что я тебя всегда во всем поддержу; помни, что у тебя есть я, пока еще что есть, и что бы ни случилось, как бы тебя ни потрепало, как бы ни обошлась с тобой старуха-судьба, знай, – что здесь, в этом доме, живет человек, который тебя всегда ждет и всегда тебе рад. Я знаю – тебе будет нелегко прокладывать дорогу с твоим-то бунтарским характером, старайся не всегда плыть против течения, давай себе передышку и хотя бы изредка иди в ногу с остальными. Будь всегда сильным сын, не давай окружающей тебя действительности придавить себя, всегда борись, и ничего не бойся, – лишь смелые люди находят то, что ищут. Не забывай меня.

– Спасибо, батя. Спасибо за твои слова. Мне твоя поддержка все это время была необходима не менее твоего. А твое горе – мое горе, – Алексей оглядел с места видимые предметы интерьера, улыбнувшись, добавил. – Ты знаешь, я все жду, что сейчас выйдет мама из кухни и нагрузит меня съестными припасами.