Глеб Карпинский - Ледяная дорога. Исторический роман

Он встал из-за стола спиной ко всем и с закинутыми назад руками стал рассматривать портрет одной веселой сеньоры в традиционно итальянской одежде с кувшином молока.

– А мне больше по душе наши немки, я патриот, – тут же парировал ему Курт, открывающий уже вторую бутылку шампанского.

Раздался хлопок вышибленной пробки, и она через секунду ударилась об одно из полотен, чуть не прорвав его, вызвав тем самым новый приступ смеха у гостей. Сара не знала, сделал ли Курт это намерено или так получилось случайно, но несколько рук с бокалами уже потянулось к стрелку, и все одобрительно поздравляли его с метким попаданием, а он даже не извинился перед Джузеппо за порчу имущества.

Саре сразу не понравились эти мальчишеские усики, этот блеск глаз, вся эта напускная бравада молодого бога, и она, сидя напротив, едва сдерживалась, чтобы под столом не вдавить каблуком этому невежественному усачу между ног. Его брат близнец Рудольф был более тактичен.

– Не важно, какой крови тот, кого ты любишь. Важно то, что он твой и только твой, – сказал он на хорошем итальянском, обращаясь куда-то в пустоту, но у Сары вздрогнуло сердце.

Это были единственные слова этого офицера за весь вечер, но они запомнились хозяйке виллы, точно были обращены к ней и только к ней. Во время коротких бесед с другими гостями, к счастью или сожалению, немногие говорили по-итальянски, она украдкой вглядывалась в Рудольфа, и поражалась, как несмотря на схожую природу с братом и, возможно, даже на одно общее воспитание, он разительно отличается от него духовно. Чего стоил этот глубокий и осмысленный взгляд голубых, словно специально подобранных под цвет ее платья, глаз, а этот волевой, слегка скошенный подбородок, ну и, конечно, открытый умный лоб, свойственный всем талантливым полководцам. Как он был похож на ее сказочного Агапето! В тот миг, когда прозвучали эти справедливые, полные мудрости слова, она постаралась скрыть волнение, звонко чокнувшись со всеми и следом до умопомрачения осушив бокал шампанского до дна. И только потом она с ужасом для себя поняла, что все пили за здоровье фюрера, и она невольно была соучастницей этого всеобщего безумия.

Алкоголь придал ей немного развязности, и вся окружающая ее грязь притерлась и уже не казалась такой безобразной. Она вдруг захотела угостить Рудольфа чем-то особенно вкусным и преподнесла гостям блюдечко с разломленной на дольки плиткой шоколада.

– Угощайтесь, сеньоры офицеры, и Вы, сеньор падре, – сказала она, кокетливо улыбаясь. – Все взрослые шалости в Париже начинаются именно с хорошего шоколада.

И каково же было ее первое маленькое разочарование: когда все потянули руки за лакомством, Рудольф сделал вид, что увлечен рассматриванием спорной картины.

– О, Париж! – ухмыльнулся Курт, проглатывая с аппетитом дольку. – Эти глупые лягушатники в спешке заливают болота бетоном и слепо уповают на линию Мажино. Готов держать пари на целый ящик французского шоколада, что через год, максимум два под музыку и барабанный бой наши доблестные парни промаршируют по Елисейским Полям к Триумфальной арке, а в домах моды выстроятся бесконечные очереди из мадмуазелей и мадам за чулками.

Кто-то из офицеров даже высказал свое несогласие с хвастуном, но жену хозяина виллы удивило не это, а то, что сам спор зиждился не на невозможности такого явления, а всего лишь на незначительной разнице в сроках, зависящих больше от того, когда фюрер и Советы подпишут пакт о ненападении.

– Чемберлен вас всех переиграет, – ударила по рукам Сара, подзадоривая спорщиков, и Джузеппо сильно напрягся от этой развязности жены.

– Сара, прошу тебя уймись… – нашептывал он ей на ухо. – С сеньорами немцами шутки плохи.

Но его постоянная опека, контролирующая каждое ее движение и даже мысли, опротивела ей настолько, что она, выждав удачный момент, когда все ушли играть в бильярдную, демонстративно подсела к оставленному в одиночестве Джиорджино и громко смеялась, шутя о политике. Дело дошло до того, что старый сводник, охмелев, стал клевать носом в открытое декольте Сары и так вошел во вкус, что нашептывал туда сладкие дифирамбы.

– Италия нуждается в таких женщинах, как Вы, пожалуй, больше, чем в новых колониях. И скажу по большому секрету, как лучший друг Вашей семьи, – бубнил он, путаясь в мыслях, – что в Риме после бегства любовницы Муссолини вилла Торлония опустела, и Вам, моя дорогуша, нужно спешить, пока лучезарный дуче не вернул с севера свою опальную жену с отпрысками…

Сара продолжала хохотать, не смотря уже на явные протесты мужа, делающего ей тайные знаки замолчать, и шутливо шлепала слюнявого старика по лысине, позволяя при этом держать его дряблую и дрожащую руку у себя на колене.

– Разве Маргарита (Царфати) сбежала? – удивился Джузеппо, подслушавший разговор захмелевшего сводника.

– Т-сс, – прошептал Джиорджино, приложив указательный палец к губам, – и захватила с собой тысячу двести семьдесят два любовных письма от самого дуче.

– Зачем же ей столько писем? – воскликнула Сара.

Старик посмотрел на нее мутными и уже плохо понимающими глазами.

– Т-сс. Пока письма у нее, это гарантия ее безопасности.

В этот момент все услышали настойчивый гудок клаксона у ворот и ругань Антонио на бывшего пастуха Абеле, который опять «проспал» его приезд. Все, кроме падре, под конец упавшего лицом в тарелку, бросились к окну, и увидели, как из въехавшего во двор автомобиля с трудом выползают тучно набитые, как сардины в бочке, с оголенными плечами красотки с перекинутыми через шею разноцветными шалями. Сразу послышался шелест пышных салонных юбок, в воздухе запахло французским шармом.

– Путаны! – захлопали радостно в ладоши офицеры, наделяя каждую из этих продажных женщин непереводимыми эпитетами.

В ответ раскованные девочки, кокетливо улыбаясь, подтягивали свои чулочки и слали горячие воздушные поцелуи. Одна из них, с прической каре и восточными чертами лица, посасывала длинный мундштук, держа его элегантно в руке, облаченной в белую перчатку, и вела себя непринужденно. У нее был едва выступавший животик, и Сара заметила, как ее муж побледнел и спрятался за занавеску.

– Кто это? – спросила Сара у него. – Она не похожа на проститутку.

– Это албанка Замира, певица из кабаре, она приезжает к нам на лето, – ответил он, стараясь не придавать сказанному большое значение, но интуиция жены подсказывала ей, что он спал с этой женщиной.

Как странно, но Сара симпатизировала Замире. К тому же, все чувства, испытываемые когда-либо к мужу, давно остыли, и она считала ниже человеческого достоинства устраивать скандалы на ревностной почве.

– Красивая, – прошептала она.