Султанбек Ибрагимов - Долгая дорога в никуда. Том 1

– Сколько вам, Добай-ака?

– Сколько сможешь, дорогой. Сколько сможешь. Конечно, лучше было бы на пузырь, если есть.

Уктам вынул из кармана 200 сумов и протянул ему.

– Добавь еще чуть – чуть, Уктамчик, если можешь, – жалобно продолжал просить Добай.

Уктам вытащил еще 100 сумов и отдал просителю.

– Спасибо, родной, спасибо! Век не забуду! За твоё здоровье буду пить, дорогой! – стал причитать алкоголик. Даже блеск появился в его глазах.

– Добай-ака идите, идите. Все, больше у меня нет, – брезгливо отстранялся от него Уктам.

Довольный Добай быстро зашагал в сторону своих собутыльников, вызвав заметное радостное оживление среди них.

– Надо быстрее уходить отсюда. Это место не для меня, —подумал Уктам и быстрыми шагами направился к выходу. По пути он все-таки остановился возле горки с дынями, выбрал не очень большую и, недолго торгуясь, купил её. Он вышел с рынка в начале двенадцатого. Домой идти было рано.

– Куда же еще пойти, как провести еще более часа? —думал Уктам, шагая по разбитому тротуару центральной улицы. Как вдруг ему на глаза попалась ограда городского парка. Перейдя на другую сторону улицы, он пошел вдоль ограды в направлении главного входа. Площадь перед входом в парк, некогда выложенная бетонными плитами, теперь выглядела как шахматная доска. Сорняк, выросший между стыками плит, четко разделил плиты буро-желтой полосой. Возле главного портала у входа в парк он нерешительно остановился, переложив пакет с дыней из одной руки в другую, минуту подумал и решил идти дальше.

– По-моему больше некуда идти, —подумал он и свернул в парк. В центре площадки был небольшой фонтан, такой же, как у хокимията. Он также был заброшен. Ржавые жестяные банки, осколки битых бутылок и всякий хлам лежали на дне бассейна. Бронза водометов покрылась белой солью окиси.

По центральной аллее Уктам медленно пошел вглубь парка. По обеим сторонам аллеи деревья так разрослись, что теперь парк стал похож скорее на джунгли, чем на место отдыха людей. Кругом была разруха: сиротливое строение бывшего кафе, примитивные давно неработающие аттракционы с лошадками без голов и хвостов, павильоны, заросшие диким кустарником. Все это вызывало уныние и тоску.

А ведь еще несколько лет назад тут все работало. Уктам это хорошо помнил. Вспомнил он, как в семидесятые они всем классом после уроков бежали сюда. Катались на этих самых лошадках, на качелях, стоящих поодаль. На сэкономленные деньги, выделенные родителями на обед, они покупали мороженое и газированную воду. Народу в парке тогда было много. Особенно по вечерам. Вот и кинотеатр в глубине парка, белые стены летнего кинозала. Вспомнил он, что творилось здесь по вечерам чуть ли не каждый день, особенно, когда шел индийский фильм. К билетным кассам невозможно было подойти: давка, крики, ругань, никакой очереди. Столпотворение, одним словам. Уктам подошел поближе к кинозалу, стал обходить его вокруг и увидел дерево —большое тутовое дерево.

– Это то самое дерево, —вспомнил он. Вот с него чаще всего мы смотрели фильмы в открытом летнем кинотеатре.

Он долго ходил по парку и вспоминал разные истории и приключения, которые происходили с ним и его друзьями в те далекие годы.

Бродя в раздумьях и воспоминаниях, он не заметил, как прошло более часа. Спохватившись, он посмотрел на часы. Был уже полдень, —пора идти домой, решил он, и прямиком направился к выходу.

Когда Касым проснулся, было уже позднее утро. Солнце давно встало и заливало комнату не очень теплыми осенними лучами. Минут десять он еще лежал в постели, нежась в истоме. Спешить было некуда. Жена давно встала, накормила детей, одела их и отвела старшего в школу, а младшего —в садик. Не забыла и про корову с телочкой: накормила, подоила, и только потом, приготовив завтрак Касыму, ушла на работу. Матери дома не было, —она уже третий день гостила у дочери.

В комнате было прохладно, но не холодно. Он не спеша оделся и вышел в сад. Постояв минуты две на солнышке, направился вглубь сада, в сортир. Когда он проходил мимо хлева, корова вдруг замычала, телочка её поддержала, мычанием. Минут через десять он вернулся, умылся и сел завтракать. Перед уходом жена, заботливо собрав завтрак, накрыла его на хан-тахте в далане. Чайпод ватным колпаком для чайника еще не успел остыть.

Даланы в Хорезме были издавна. Если раньше повсеместно они служили проходом с улицы в заднюю часть двора, где находился огород, сад, хозяйственные постройки, хлев и помещение для птицы, то в последнее время они стали превращаться как бы в общую комнату. Чаще они были закрыты со стороны улицы. Задняя сторона далана оставалась открытой. В старину там держали разную хозяйственную утварь: лопаты, кетмени, вилы и прочее. Там же распрягали осла или лошадь, оставляя арбу или телегу, а вьючный скот отводили дальше в хлев. Держали там еще и дрова или уголь. В общем, это были очень нужные в хозяйстве помещения.

Постепенно даланы стали превращаться в жилые комнаты. В конце шестидесятых – начале семидесятых мало у кого остались ослы или лошади. Народ по немногому стал пересаживаться на мотоциклы с коляской или без. Некоторые стали покупать автомобили, особенно в городах. Тогда даланы стали терять свою актуальность. Сначала там делали летние кухни, потом рядом начали устраивать топчаны. Здесь в далане, если открыть настежь ворота, было намного прохладнее на сквозняке.

К осени, попривыкнув к этому месту, возвращаться в комнаты не хотелось. И тогда начали потихоньку утеплять и стеклить открытую заднюю сторону, менять земляные полы на дощатые. Стены оштукатуривали и отделывали. Таким образом, в течение каких-то пятнадцати-двадцати лет далан из хозяйственного блока превратился в главное помещение хорезмского дома. Теперь это были просторные комнаты шириной четыре-пять метров, достигавшие в длину обычно десяти-двенадцати, а в некоторых домах даже пятнадцати метров.

В семидесятые с приходом в дома природного газа там стали размещать газовые котлы. Если раньше далан находился в торце дома с левой стороны, то теперь он размещался в середине здания, деля дом на две половины – на гостевую половину, с одним или двумя залами и спальную – с несколькими маленькими спальными и ванной. Теперь далан стал и прихожей и общей комнатой и столовой. Здесь завтракали, обедали и ужинали. Всей семьёй смотрели телевизор, обсуждали семейные проблемы. Здесь же соседка, заглянувшая за щепоткой соли, могла, засидеться на два часа, забыв, зачем пришла. Одним словом, здесь был центр семейной жизни. В восьмидесятые, в разгар типового сельского жилищного строительства в Хорезмской области, стали проектировать дома и коттеджи с даланами, учитывая местные традиции и обычаи.