Кира Каменецкая - Неисповедимы пути Господни. Сборник рассказов

Почему-то от мысли этой стало пугающе грустно и даже немного страшно. Но далёкий гудок приближающегося поезда спасительно вернул девушку к реальности, и Катя, забыв обо всём на свете, поспешила к центру платформы – встречать любимого.

Димка выскочил из вагона в числе первых. Лёгкий, счастливый, до боли родной… Подхватил, обнял, заставил забыть всё на свете.

– Катька! Девочка моя…

– Привет! – она, задыхаясь, уткнулась ему в плечо, едва сдерживая слёзы. – Тебя как будто сто лет не было… – вместо ответа Дима как-то странно вздохнул, и Катя недоверчиво отстранилась. – Что? Подожди… А где твои вещи?

– Там оставил. Я ненадолго, Кать.

Сердце предательски оборвалось.

– То есть?

– Не здесь. Поехали ко мне, там и расскажу.

– Я чуть со стула не упал, честно! Приехал на неделю, а теперь остаюсь там руководить проектом! Самому не верится! – восторженно рассказывал Димка, хаотично доставая из холодильника еду. – Я такой голодный! А ты есть хочешь?

– Я ела, – тихо ответила Катя.

Просторная светлая кухня, которую она полюбила с первого взгляда, теперь вдруг показалась девушке чудовищно тесной и неуютной. Эта квартира, которую Димка снимал на двоих с братом, три с лишним месяца была их пристанищем, они оба любили её, и всё же начали поговаривать о том, чтобы снять отдельное жильё, съехаться… И для этого ей, Кате, а вовсе не Димке нужно было сменить работу! Всё было так просто. Он уезжал на несколько дней, а теперь…

– Ведь мне же тут вообще ничего не светило, – всё тем же восторженным тоном продолжал Дима, – а там… Там, конечно, просто «дочка», маленькая пока фирма, и денег бешеных мы пока не заработаем, но почти всё сами! Свобода, Кать! Понимаешь? Я же там смогу себя проявить, я там… – взглянув на девушку, он осёкся, забыв о еде, присел рядом на узкий диванчик. – Ты не рада, да?

Катя качнула головой.

– Не в этом дело. Я рада. Но не ожидала такого. И теперь ничего не знаю…

– Слушай, брось! Я же не на войну ухожу! У меня там всё равно пока что-то типа испытательного срока – всего два месяца, а дальше будет видно. И мы уже набросали план, кое-какие задумки есть, и я именно об этом мечтал! Там вообще никаких вопросов: зарплата пока, на эту пару месяцев та же, но зато мне обещали служебную квартиру, а если останусь, то ещё и машину дадут! Не подарят, конечно, но на время сойдёт, а там сам себе заработаю! Кать…

– Что?

– Чего ты от меня сейчас хочешь? Если я останусь…

– Нет, – твёрдо перебила она, – я не хочу, чтобы ты остался. Я хочу, чтобы ты был счастлив и чтобы у тебя был выбор.

Дима кивнул, стараясь скрыть вздох облегчения.

– Умница моя… Ты пойми, я запросто могу вернуться, они могут меня вернуть. Но даже если так, то всё равно будет шанс себя показать, будет, с чем уходить, если я решу от них уйти. У меня получится, вот увидишь!

– Я знаю, – Катя постаралась улыбнуться и отогнать подальше мысль о том, что все слова о его возвращении были лишь слабой попыткой не дать ей расплакаться.

– Да, но… Я сейчас не могу тебя взять с собой, ты же понимаешь? У тебя работа, тебя так сразу не отпустят, да и мне там будет не до чего. И поэтому пока так надо, маленькая… – Он взял её руки в свои, легко коснулся губами холодных пальцев. – Я не могу отказаться. Это моя мечта…

– Я знаю, – снова повторила Катя, стараясь не думать о том, сколько её мечтаний и надежд никогда не сбудется, если их с Димой пути разойдутся.

Через три дня они прощались на том же перроне. Словно испугавшись промозглого ветра, недавнее Димкино счастье бесследно прошло. Осталась лишь странная горьковато-печальная нежность.

– Я должен… – шепнул он, крепко прижимая Катю к себе.

– Да…

– Иначе никогда себе не прощу, ведь это же шанс…

– Я понимаю, – на этот раз вслух повторила она, всеми силами стараясь удержать ненужные слёзы. – Я всё понимаю…

– Ты ведь приедешь? Хотя бы в гости?

– Конечно. Обязательно.

– Кать… – он вдруг взял её лицо в ладони, испытующе заглянул в глаза. – А если я останусь? Если я навсегда там останусь, что тогда?

– Тогда я поеду за тобой, – спокойно ответила она. – Ты только позови.

– Девочка моя! – Димка снова обнял её до боли крепко, поцеловал долгим почти неприличным поцелуем, как-то разом повеселел, улыбнулся. – Я буду звонить. Я каждый день буду тебе звонить, ладно?

– Конечно! – Катя с трудом заставила себя улыбнуться в ответ. – Всё, иди. Пора.

– Да, пора… – он отстранился, подхватил сумку, но тут же замер. – Постарайся мне верить, ладно?

– Я верю. Даже слишком… – где-то глубоко внутри предательски шевельнулся страх. Стараясь заглушить его, Катя подалась вперёд и снова прильнула к родным губам, всё же заплакала. – Береги себя, – шепнула она, прекрасно понимая, что без него ей самой уберечь себя от боли не суждено.

Мой отец любил повторять, что ни одна жизнь не может быть напрасной. «Не в больших свершениях суть, – говорил он, – а в том, кто ты и есть, и какой след оставляешь в жизнях других. Никогда ведь не знаешь, где, как и в ком отзовёшься. Вот встречаешь человека, даже мельком, случайно, потом расходитесь, а отзвук этой встречи остаётся. Ничего не бывает зря».

Будучи сначала совсем маленькой, потом слишком юной, я с трудом его понимала, не верила, а вот сейчас, став взрослой и осиротевшей женщиной, стою и смотрю в глаза живому доказательству папиной правоты.

– Надо же… – Глеб смотрит на меня со смесью удивления, смущения и радости. – Больше трёх лет прошло. Я думал, уже никогда тебя не увижу, а тут вдруг… Ты, кстати, как здесь? Не заболела?

– Нет, слава Богу. У меня подруга здесь работает, вот и забежала навестить. А ты? Здоров?

– Да. У меня жене рожать скоро, вот на осмотр приехали. Хотел остаться, а они меня выгнали обе.

– Поздравляю!

– Спасибо! – он вдруг опускает глаза, становится похож на растерянного мальчишку. – И не только за это, но и вообще. Ты же даже не представляешь… Слушай, давай присядем? А то стоим с тобой посреди холла, людям мешаем. Хочешь, я кофе принесу?

– Нет, не надо кофе. Давай просто посидим. Ты не спешишь?

– Нет пока. Меня же выгнали, помнишь? А тот день помнишь? Вот честно, если бы ты не вмешалась, я бы точно с этим козлом подрался. И вроде трезвый был, а всё равно…

– Ты был зол. И растерян. И вообще… Всякое бывает.

Присев на соседнее со мной пластиковое кресло, Глеб кивает и снова отводит глаза.

– Всё равно стыдно. Повёл себя тогда, как кретин. Ладно ещё, на тебя не кинулся. Помнишь, официант тогда решил даже, что мы с тобой женаты – так быстро ты меня успокоила? Смешной такой лопоухий, помнишь? Знал бы он, наивный, какой из меня муж…

С этими словами он поднимает на меня взгляд, словно ища поддержки, и я улыбаюсь ему: