Серафим Богданов - Последний старец. Сталинградский снег. Черт побери!

«…Твою налево! – заругался Зазоруля. – Комендоры хреновы! Попаду на тот берег – так накостыляю! Кто бы им точные координаты сообщил. Не то похоронят. В братской могиле с товарищем корреспондентом… извиняюсь, товарищ майор!» Но Симонова это мало беспокоило. Отряхнувшись от известковой и кирпичной пыли он, как марсианин (с красно-белой пыльцой!) что-то строчил химическим карандашиком в пухлом блокноте в кожаной обложке. Перед ним на расстеленном платке лежала точилка «Октябрь», а также с десяток таких же карандашей. Три из них были также остро заточены.

– Здравствуйте, мальчики! – раздался позади шорох. В проёме подвальной лестницы, держась за железные перила, скользнула девичья фигурка в шинели. Полы были подвёрнуты за ремень. На коротко остриженной «под мальчика» головке чудно смотрелась жёлто-зелёная летняя пилотка. – Санитар-инструктор Пономарёва! Будем проводить санитаросмотр по форме «номер два»…

– …на предмет бронтозавров и прочих живностей в лохматой щетине, – закончил Васька. – Я ничего не упустил?

– С вас первого и начнём, – закусив губу, едва сдержала смех «сестричка». – Покажите голову. Так! Ясно, что ползают. Теперь закатайте гимнастёрочку. Выше…

– Если б ниже…

– А вы остряк, я погляжу! Ещё выше. До подмышек! Не бойтесь – я не щекочу. Так! Снова ползают. Буду обращаться к вашему комбату. Иначе, вшивость…

Все съёжились. Для моряков проблема вшей никогда так остро не стояла. Симонов ехидно улыбнувшись, что-то снова черкнул в блокнотике.

– Отстреливать нас будут? Аллах-акбар! – испугался Шарафутдинов.

– Не угадали! – девушка что-то принялась писать в своём блокнотике. – Надо устраивать хотя бы раз в неделю прожарку всего белья. Иначе вас вши и блохи просто съедят.

– Ага! Как же! – пробасил с сомнением Зазоруля. Покрутил сивый, отросший пушисто ус. – А фрицы уголька подбросят! И пару бомбочек, что б ясней горело.

– Надо продумать этот вопрос, – не унималась упрямая особа в пилотке.

– Можно продумать вместе? – обратился к ней Васька.

– Какой вы… – улыбнулась девушка с карими глазами. У неё в петлицах были заметны треугольнички ефрейтора. – Посмотрим на ваше поведение, боец. А пока… – её взгляд скользнул по оробевшим морпехам. – Чтобы всех не мучить, снимите с себя хотя бы вы, товарищ… – она кивнула Зазорули.

Когда Пономарева собралась покинуть тёплую компанию, с ней увязался Васька. Он выпросил у товарища командира сопровождать санинструктора. Ибо, так сказать, снайперы и прочая недобитая сволочь… Симонов, трясясь от внутреннего хохота, отдал такой приказ. За что девушка наградила его взглядом, полным укоризны.

– …Девушка, а девушка, – тянул из себя Цвигун. – Как вас зовут?

– Санитаринструктор Пономарёва, – изрекла недовольно девушка. – Ефрейтор медицинской службы. Ещё вопросы? – запыхалась она. Уронила голову на разбитую цементную тумбу.

Они ползли вдоль развалин детского сада. К батарее из двух пушек 45-мм. Именно они подбили Pz III Ausf L. Именно они прикрывали дом, где засел батальон морской пехоты. Тот самый взвод, что принял Цвигуна, корреспондента Симонова, а также эту суровую, но красивую девушку.

С некоторых пор Васька из ефрейторов снова перекочевал в рядовые. А именно: после кровавой схватки под Жмыховкой. Им удалось обратить в бегство роту венской 44-й дивизии. Тем более, что КВ-1, а также две «матильды» подоспели. Они повели, на этот раз грамотно, беглый огонь по бронетранспортёрам с 50-мм пушками. Вскоре прилетела четвёрка скоростных бомбардировщиков (СБ-2). Они принялись бомбить вражеские боевые порядки. На высоту въехали полуторки с сорокапятками, что оказалось не две, а четыре. Их сумел остановить комбат. Сутки они держали оборону от подошедших панцеров и штурмгешутц дивизии Кемпфа. Подбили десять бронированных машин. Уложили в землю до роты вражьей пехоты. Тогда немцы, вызвав сначала «хеншели», а затем «штукас», принялись мешать с землёй их позиции. После чего, оставшиеся в живых попали в плен.

Колонну влили в общий поток, что шёл под конвоем станичных предателей на запад. Вдоль дороги пылила вражья техника и пехота, что топала всё больше ножками. Позади иной раз хлопали выстрелы. Это станичные пристреливали тех, кто ослаб и не мог двигаться. Цвигун не ослаб. Он подбадривал остальных. В станицах, где были кратковременные остановки, заигрывал с казачками. Те, сердобольно прослезившись, выносили пленным сало, хлеб и молоко. Благо, что единственный немец в охране колонны, с бляхой на стальной цепочке, не был против. Он лишь похлопывал казачек по талии. И снимал со всех продуктов свою пробу. «…Сразу видать, что ментяра ихний,» – смекнул Цвигун. Так и сказал своим, с коими был уговор: держаться вместе. Друг друга не терять. Вскоре к ним подогнали другую партию. Пленных заставили выстроиться. Стали пересчитывать. Выявлять евреев, командиров и комиссаров. Их увели. Оставшихся угнали в степь. Там с вечера был бой. Итальянская 8-я дивизия наступала на Клётскую. Среди траншей и окопных ячеек валялось множество трупов. Итальянцы-трофейщики собрали в кузова своих «фиатов» и SPA советское оружие. Похоронщики закапывали своих убитых в отдельные могилы. Над каждой из них устанавливался аккуратный изготовленный крест с каской или пилоткой, где красовались белые звёзды. Над ней человек в черной с красным султане, с белой пелериной, с серебряным крестом читал на латинском молитвы.

Они же хоронили с в о и х. Брали их за окаменевшие от смерти ноги и руки. Раскачивали. Швыряли в общую яму. А станичники лузгали подсолнухи. Поле этих жёлто-чёрных «солнышек» было совсем недалече. Но до него надо было добежать. Их – человек пятьдесят, а охрана – человек десять. Но у всех винтовки. Не известно кому уготовлено получить пулю. А страх – великий сдерживающий механизм.

А итальянцы в чудных коротких мундирчиках, в ботинках с гетрами и красных галстуках (это была дивизия «Винченца», что охраняла тыл) выстроились вокруг сотни своих могил. По знаку офицера – сделали залп. Затем, когда раздалась команда вольно, принялись готовить на кострах то ли макароны, то ли лапшу. Но до того длинную! Глядя на голодные глаза русских пленных, один из них, издав шумное «Oh, Madre di Dio, sono persone come noi… non c’è né corna né coda!..», немедленно преподнёс им котелок. А станичнику, попытавшемуся выбить его из рук Цвигуна, профессиональным боксёрским ударом заехал в челюсть. Началась перебранка. Немец-«ментяра» (у него на плече уже висел ППШ) принялся что-то лаять, доказывая итальянцу, что так нельзя. Тот, наступая на союзника грудью, тараторил быстро на языке Цезаря и Калигулы. Товарищи солдата загородили от охраны пленных. Стали подмигивать. Указывать на подсолнухи. Так произошёл побег.