Николай Шмагин - Не все переплывут реку

Так вот, с гематомой на правой височной части головы и сотрясением мозга он был доставлен сначала в медсанчасть, а потом и в госпиталь. В палате было скучно, и после процедур кто спал, а кто шел перекурить в ожидании обеда, или ужина. В курилке было как в парной, но Иван разглядел в дыму веселого крепыша, который отпускал шутки направо и налево, и рассказывал скабрезные солдатские анекдоты, от которых у обычного интеллигентного гражданина, не говоря уже о гражданке, заложило бы уши от стыда и неловкости. Но только не в солдатской курилке, где собрались выздоравливающие защитники отечества.

Среди мата, хохота и гогота Мишка чувствовал себя, как рыба в воде. Они познакомились, и сразу же подружились. Так бывает. Ребята быстро шли на поправку. Иван в своей части по совместительству с военной профессией оператора наведения был еще и художником красного уголка батареи, поэтому нарисовал красочную стенгазету для госпиталя, и оформил стенд в связи с 50-летием Советской власти, рассчитывая на поощрение. Мишка помогал, в основном, шутками и анекдотами. Он был комиссован из армии, по какой-то непонятной ребятам статье, а Иван получил отпуск на целый месяц, для реабилитации, как и предполагал. И они расстались, обменявшись адресами. Как думали, навсегда.

Приехав в родной город Алатырь, Иван сразу же направился к своей бабуле. Он шел пешком от станции, не выходя на привокзальную площадь, по шпалам. Так было проще и ближе. Слева от железнодорожной линии раскинулось алатырское подгорье, а справа тянулись в гору улочки и переулки, ведущие в город.

Бабушка встретила его слезными объятиями, усадила за стол, и потчевала, чем бог послал. Из ее рассказов он узнал, что отец пьет беспробудно после развода, мать с братиком Вовкой и новым мужем уже давно проживает в Мурманске, так что ему лучше оставаться дома, у бабушки, где он родился и вырос.

– Да я и не собирался никуда идти, бабуленька, – Иван обнял свою бабушку за плечи, и только теперь разглядел, как она усохла вся, съежилась, постарела. Ему стало нестерпимо жаль ее, да и себя тоже. Никому они с ней не нужны.

– Ничего, не плачь, не пропадем. Вот отслужу, приеду к тебе насовсем, на завод устроюсь, и заживем потихоньку, не хуже других.

Бабушка согласно кивала головой в платочке, затем ощупала его мундир, шинель на вешалке: – Добротнай матерьял-то, поди недешевый.

– Так нам все равно бесплатно выдают, – беспечно отмахнулся внук, позевывая.

– Устал поди, сейчас постелю, отдохнешь. Кровать-то твоя так и стоит на своем месте у окошка, как всегда. На кладбище к деду нашему хожу, за могилкой прибираю, – рассказывала она внуку, и он сонно кивал ей в ответ, улыбаясь. Наконец-то он дома…

Краткосрочный отпуск закончился быстро. С отцом он не увиделся, тот уехал куда-то на заработки, сотоварищи. Зато встретился с другом Борисом, на радостях они крепко выпили: бутылку водки с пивом, ерш по-нашему. Как говорили мужики, водка без пива – деньги на ветер. Потом завернули в ДК, на танцы. С кем-то не поделили девчонок, завязалась драка…

Очнулся он уже утром, дома у бабушки. Как добрел до дома, не помнил, был на автопилоте. Бабуля охала и причитала, отпаивала его рассолом, чаем с вареньем…

Вернулся в часть, и завертели-закружили его суровые армейские будни. А тут и службе конец. Аж не верилось.

Долгие годы потом ему снился иногда один и тот же сон: будто вызывают его снова в военкомат и призывают на военную службу. «Так я уже отслужил, не имеете права!» – кричит он, и слышит в ответ: «Надо отслужить еще один срок, для пользы страны. Так-то, сынок». В ужасе он просыпался, и долго не мог прийти в себя, хотя уже и осознавал, что это был всего лишь сон.

Написал письмо матери в Мурманск, и она выслала ему на дорогу и на первое время шестьдесят рублей. Писала, чтобы экономил, денег у них нет, сами перебиваются, как могут, сынок у них родился еще один, поскребыш, назвали Игорьком. Живут в одной комнате, в коммуналке, впятером, работают. Вова, брат его, учится плохо, прогуливает уроки, не слушается. Но Ивану было не до них. Еще бы, конец службе.

Весь при параде, в новом дембельском мундире, на груди сверкают начищенные знаки воинской доблести: отличник советской армии, специалист второго класса, воин-спортсмен второго разряда, первый юношеский разряд по легкой атлетике он заработал еще до армии, в шинели и новой дембельской шапке он приехал в Москву. Доехал на метро до «Академической», и вот он в Черемушках. Быстро разыскал улицу, дом, подъезд, где проживал его дружбан по госпиталю, взбежал на пятый этаж, и нажал на кнопку звонка, полный радостных предчувствий и ожиданий.

И они не обманули его. Дверь квартиры вскоре распахнулась, и в проеме нарисовался он, Мишка Савин. Хмурое выражение лица сменилось сначала удивлением, затем он озарился недоверчивой улыбкой, разглядывая нарядного дембеля.

– Что, не признаешь? Небось, забыл уже про старого друга, – ворчал Иван, скрывая радость от встречи и протискиваясь с чемоданчиком в прихожую.

– Ванька, неужели ты, ек макарок? – наконец, дошло до Мишки, и он заключил друга в медвежьи объятия. – Дембельнулся, наконец? Ну, молоток, что догадался прямо ко мне приехать, не забыл нашу курилку. Сколько мы там копий поломали в спорах да мечтах о гражданке, – тискал он друга, польщенный его приездом. – Как добрался-то?

– Язык до Киева доведет, да еще солдатская смекалка.

– Мама! Ко мне друг армейский приехал, – закричал Мишка в квартиру, и из кухни показалась дородная тетка с золотыми зубами, улыбаясь Ивану Мишкиным лицом, так они были похожи с сыном.

– Ну, проходите, чево в дверях застряли. Раздевайся, как раз к обеду нагрянул. Отметим встречу друзей, как положено.

– Старый служака, знает, когда приходить, – хлопал Мишка по плечу друга, ставя его чемодан в угол, пока тот снимал шинель, и препровождая на кухню, где на столе у окна уже дымился обед, во главе которого стояла бутылка водки.

В разгар обеда хлопнула входная дверь, и на кухне появился маленького роста мужичок с седым чубом. Он тут же присел к столу и опрокинул стопку водки, прежде чем начать говорить и слушать. Занюхал коркой черняшки вместо закуски.

– Это мой армейский дружок, Иван, помнишь, я рассказывал вам с матерью о нем, – представил Мишка своего друга отцу, и тот протянул Ивану крепкую мозолистую длань:

– Зови меня дядя Вася, а ее тетя Маша. Что, прямо из армии? Ну, будем, – и дядя Вася опрокинул очередную стопку в свой щербатый рот, стал жадно хлебать щи.

На столе, как по мановению ока, появились еще две бутылки водки. Иван захмелел с непривычки, но виду не подавал, рассказывал о службе, все слушали его с уважением, поглядывая на сержантские лычки на погонах, и значки на груди.