Розалия Степанчук - Крутые горки бытия

Утром бригадир приехал в поле на мотоцикле с коляской, и отвёз меня в районную больницу. На другой день я пришёл в себя, и ко мне пришёл парень из милиции, расспросить, что да как. Предложил написать на мужика заявление, чтоб его посадили. Но я отказался, понимал свою вину – у меня – то тело болит, а у него – душа, а это ещё больнее. А через 10 дней пришла краса моя ненаглядная. Синяки уже сошли, а зелень и желтизна от них осталась. У меня дела похуже были, хорошо мужики постарались. Она это поняла, наклонилась ко мне, и заплакала. Слёзы её капали мне на грудь, как бальзам на сердце. Не плачь, душа моя, сказал я ей, прошли мы с тобой боевое крещение, теперь мы неразлучная пара, и нас водой не разольёшь.

Долго я пролежал в больнице, Валюшка за это время и развод успела взять. И синяки у неё полностью зажили. Мать ко мне тоже часто ходила, я их в больнице и познакомил. Не шибко мамке-то понравилось, что я на разведёнке жениться собрался, девок, мол, тебе мало. Да ещё мужик её всем хвастался, в каком виде притащил её к родителям. Позор-то какой! В деревне ни от кого секретов нет – вся жизнь на виду. А я, только посмеялся. Такой ненаглядной, как она, больше в природе нет, как нет, потому её мужик и бесится.

Переехала моя суженая к моей матери, меня дожидаться, и стала ей помогать по хозяйству. А хозяйка она – на загляденье, всё в руках у неё горит. Проворная да умелая. Избу нашу в нарядный терем превратила. Мать-то глядит на сноху, и не нарадуется, а та ей мамой звать стала. Так вместе и дождались меня, и жили они уже душа в душу.

Пошли мы с Валюшкой в ЗАГС и расписались. Через 9 месяцев сынок у нас родился, а через два годочка и другой. Успела мамка моя с внуками понянчиться, да не долго. Пять лет всего пожила она с нами, и померла, царство ей небесное.

Так и прожили мы с Валюшкой жизнь. Дети выросли, разлетелись кто куда, только в гости приезжают, да внуков на лето привозят. Только и к нам беда пришла – Валюшка моя серьёзно больна. И всё она переживает, что на хозяйство у неё сил теперь нет. А я всё думаю, пусть она ничего не делает, просто сидит, я сам всё сделаю, только бы она жила. Ни свадьбы у нас не было, ни белого платья, потому, что она второй раз замуж выходила, а жить мы друг без друга и тогда не могли и теперь не можем. Жизнь-то у нас, видно одна на двоих – я всю жизнь жил для неё, а она – для меня, и укорачивать эту жизнь мне не хочется, потому, что без неё, без Валюшки моей, и моя жизнь кончится. Не нагляделся я ещё на красу свою светлую.

Вот, и думай сама, любовь это или не любовь.

Павел

Он очнулся на рассвете от холода. Лёжа на боку, не открывая глаз и боясь пошевелиться, он пытался разобраться в своих ощущениях. Самое отчётливое из них – боль.

У него болело всё: руки и ноги, спина, голова и грудь. Ему было трудно дышать, правая рука плохо слушалась его. Малейшее движение левой руки причиняло нестерпимую боль. Ног он совсем не чувствовал. Потом он ощутил дурманящий аромат зрелой травы и речной сырости и понял, что лежит на траве, а рядом журчит вода. Набравшись сил, превозмогая боль, мужчина ощупал своё лицо и голову. Он обнаружил рану чуть выше лба с левой стороны головы. Кровь из раны натекла на глаз, закрыв его полностью, и загустела. Второй глаз так оплыл, что видел только через щёлку.

Осторожно перекатившись на живот, он полежал, справляясь с болью и тошнотой, потом вытянул руку в сторону журчащей воды. Она была совсем рядом. От неё, вместе с паром, исходило тепло. Подтянув тело к самой воде, он опустил руки в журчащий поток, и лежал так, отдыхая. Прохладная вода смыла с рук грязь и кровь. Одной рукой он умыл лицо, смыв сгусток крови. Потом, зачерпывая воду той же рукой, попил, при этом, облив грудь. Мужчина обнаружил, что тело его прикрыто только рваной и грязной футболкой, шортами, а ноги босы. Подул предутренний ветерок, и он почувствовал, что его снова знобит. Медленно повернув голову, в рассветных сумерках, он увидел невысокую насыпь и небольшой мост. Подчиняясь скорее инстинкту, чем собственной воле, он медленно подтягивал тело, опираясь на правую руку, к опорам моста. Ползти пришлось в гору, при этом, сдирая кожу на локте, животе и коленях о колючие камешки с насыпи. Спрятавшись там от ветра, он тут же погрузился в беспамятство.

Там было тихо, ветерок пролетал мимо, не беспокоя раненого, но грохот проходящих составов, раскалывал голову, и он обхватывал её рукой, боясь задеть рану. Потом снова проваливался в чёрную яму небытия.

Он не знал, сколько времени пролежал под мостом, тот ли самый это был день или другой. Очнулся, когда день начал клониться к вечеру. С реки наползали сырость и туман. Кругом было тихо. Тело его затекло в одном положении, горло пересохло от жажды, но чувствуя сильную боль во всём теле и головокружение, он не решался ни сесть, ни перевернуться на спину, опасаясь снова потерять сознание. А потом понял, что просто не может сообразить, как это сделать, и, продолжая лежать на животе, пополз к воде, надеясь, хотя бы утолить жажду, но совсем немного не дополз, потеряв сознание.

Здесь его и обнаружили путейцы.

– Гляньте, мужики! Не то жмурик лежит, не то пьяный валяется. Поглядим?

Самый молодой из них легко сбежал по откосу к речке, и, увидев, что мужчина жив, крикнул бригадиру:

– Он жив, Петрович! Весь ободранный, в кровище, башка пробита. Вызывай дрезину.

Вниз спустились ещё двое, и они потихоньку потащили свою находку к путям. От резкой боли раненый очнулся и застонал.

– Сейчас, сейчас! Потерпи! Поедешь в больницу, там тебя починят.

Когда его положили на дрезину, бригадир наклонился и спросил:

– Тебя зовут-то как? – Ответа не последовало. Тогда бригадир спросил:

– Как ты сюда попал, помнишь? – Мужчина, глядя в никуда, снова не отреагировал на вопрос. Он слышал только, что кто-то бубнит, но разобрать, о чём речь, не мог. А потом и вовсе отключился.

Скорая помощь уже ждала их на станции. Незнакомца осторожно погрузили на носилки, и отвезли в областную травматологию. Очнулся он уже в палате – чистый, весь в бинтах, подключённый к различным аппаратам.

Знакомые звуки прорезали туман в его сознании, как луч солнца прорезает тучи, касаясь земли. Кто-то мыл пол шваброй, шаркая тряпкой. Вернулись и другие реальные ощущения, не вернулись только память и речь. Спала последняя пелена тумана, окутывавшая его мозг, и всё его тело напряглось – он не хотел умирать! И это было главное.

На следующее утро с обходом пришли врач и медсестра, раненый услышал их разговор и понял его, но когда его спросили о самочувствии, он не смог ответить – его речевой аппарат не желал ему подчиняться. Он услышал, что у него серьёзная травма головы, вывих плечевого сустава левой руки и травмы ног различной тяжести, не считая множественных ушибов, и потери крови. В крови его был обнаружен сильный наркотик.