Розалия Степанчук - Крутые горки бытия

На следующий день к нему пришёл парень из милиции. Но он так ничего и не узнал у раненого. Тот пытался ему что-то сказать, но только с трудом произносил обрывки слов. Тогда ему дали бумагу и вложили в руку карандаш, но он понял, что разучился писать. Да ему и писать-то было нечего, он ничего о себе не помнил.

Наутро опять пришла санитарка. Она ещё не закончила уборку, как явилась медсестра с капельницей. Санитарка спросила:

– А что, Оксана, этот глухонемой таким и останется? Жалко мужика, ещё совсем молодой.

– Да нет! Врач сказал, что травма головы не будет иметь тяжёлых последствий, но лечиться придётся долго, чтобы все функции мозга восстановились. Вот залечим ему травмы тела, а потом переведём нашего найдёныша в неврологию. Может, там и узнают, кто он такой.

Он сильно устал от их болтовни, и вздохнул с облегчением, когда женщины ушли. Смутные опасения таились в его душе, и отчасти, сам не зная почему, он не рад был, что услышал и понял этот разговор. Он почувствовал, как солёный ком слёз подступает к горлу от жалости к себе, но сжал зубы, и решил не распускать нюни. Потом на него снова навалилась апатия, и ему стало всё равно, что с ним будет дальше.

И пошла череда ночей, томительных и бессонных, полных страданий и мучительных попыток вспомнить хотя бы своё имя, и сожалений, что это пока невозможно. И дней, полных боли, уколов, перевязок, обходов и всего прочего, что получает пациент в больнице.

Он терпеливо восстанавливал свои силы, словно ящерица хвост, оторванный сорванцами. Спустя месяц его перевели в неврологическое отделение, там освободилось место. Травмы тела были ещё не совсем долечены, но его психика требовала тщательного обследования и лечения. В неврологии его положили в отдельный бокс, и он был рад этому.

После сеансов психотерапии он стал видеть разные сны. Однажды ему приснилось, что он лежит в кроватке, над ним склонилась женщина, которая напевала ласковую песенку:

– Спи, мой Павлик маленький,

Спи, цветочек аленький.

Мама тоже будет спать,

Будет глазки закрывать.

Он проснулся, и понял, что это была его давно умершая мать. Она называла его Павликом! Значит, его имя Павел! Мама помогала ему и с того света.

Занятия с логопедом тоже увенчались успехом. Павел научился произносить отдельные слова, сначала невнятно, а потом вполне сносно. Теперь он был уверен, что речь вернётся к нему.

Однажды психоневролог спросил Павла:

– А Вам не кажется странным, что за эти полгода Вас никто не разыскал? Вам приблизительно 35 – 40 лет. У Вас наверняка была семья, дети. Вы не похожи на бомжа, значит, Вы работали, у Вас были друзья.

– Я пытаюсь. Не получается. Только имя.

– Не волнуйтесь, память к Вам вернётся. Надо только чуть-чуть подтолкнуть её.

Павел устал. В сопровождении медсестры он с трудом доплёлся до палаты, рухнул на кровать и сразу уснул. К нему сразу пришёл сон-воспоминание.

В вагоне было жарко. Открытые окна добавляли только пыли и грязи, но не освежали распаренных пассажиров. Летнее солнце превратило вагон в жаровню. Вентиляция, как всегда, была неисправна. Жутко пахло потом, перегаром и давно не стиранными мужскими носками.

Пассажирам этого вагона очень не повезло – в трёх последних купе плацкартного вагона и на половине боковушек, ехали бравые нефтяники после месячной вахты. Рядом с ними вертелись шустрые и приветливые жулики – каталы. Их задача обобрать до нитки незадачливых любителей лёгкой наживы. Основной заработок отправлен на карточку, но путь домой, для большинства из вахтовиков, не близкий, поэтому деньги на обратную дорогу и пропитание имеются у всех.

Спасение от удушья люди получали на длительных остановках, но их было немного. На кратковременных – проводники открывали двери тамбуров настежь, устраивая сквозняк.

Люди, в такой обстановке, вели себя по разному. Одни становились вялыми и безразличными. Другие – раздражались по самому не значительному поводу. Проводница, маленькая и полная женщина средних лет, ни во что не вмешивалась.

Павел лежит на верхней полке у открытого окна. Внизу напротив – молодая девушка, обмахиваясь журналом, страдальчески хмурит бровки. К ней подсел парень, пытаясь обнять её за плечи. Она, молча, начала отбиваться, отталкивая парня, но тот, не обращая внимания на её протесты, монотонно повторял:

– Пойдём со мной, девочка, выпьем, потусуемся, пойдём! Чего ты артачишься, строишь из себя… – И он грязно выругался.

– Оставьте меня в покое! Я Вас не знаю, и знать не хочу!

– Не знаешь, так узнаешь, это мы на раз!

Девушка умоляюще посмотрела на Павла, но он не собирался пока вмешиваться, ему не давали покоя свои переживания и заботы. Но тут парень схватил девушку за обе руки и потянул её за собой. Она закричала, и он ударил её по лицу. Закричала и женщина, соседка девушки. Парень на второй верхней полке крепко спал. Павлу пришлось вмешаться:

– Эй ты, отпусти девчонку, видишь, она не хочет с тобой идти!

Парень продолжал тащить упирающуюся девушку. Тогда Павел спрыгнул с полки. Одной рукой он подтолкнул девушку на место, другой – вытолкнул парня из купе, невольно взглянув ему в лицо.

Лицо его было узким и бледным, с острым подбородком, плотно сжатыми тонкими и сухими губами длинного рта, как у акулы, и пронзительно-чёрными щёлками глаз. Его злоба и агрессия волнами расходилась вокруг, передаваясь, словно заразная болезнь.

– Тебе, мужик, жить надоело? – Осведомился он неожиданно тихим медоточивым голосом:

– Сиди тихо, и не лезь, куда не просят, а то пожалеешь.

Но Павла, неожиданно для него самого, охватила дерзкая решимость приструнить наглеца. Они вышли в тамбур – Павел шёл впереди. И тут он почувствовал короткий, как укус змеи, укол на бедре.

Сумрачный серый тамбур вдруг закружился вокруг него, свиваясь петлями, выворачиваясь наизнанку. Перед глазами всё стало расплываться, стало крохотным, точно он смотрел издалека. Пол и потолок тамбура словно поменялись местами. Только глаза парня – чёрные, жгучие, точно угли, притягивали, не отпуская его. Павел поднял руки к лицу, пытаясь защититься. Он зашатался, пытаясь совладать с чернотой, которая вот-вот уже грозила охватить его. Потом почувствовал сильный удар в голову, но боли не ощутил, и, молча, полетел в небытие…

К Павлу подошла медсестра, она с тревогой смотрела на него.

– Вам что-то приснилось? Может позвать врача? Вы что-то вспомнили? Расскажите мне, Вам станет легче.

– Я вспомнил человека, он хотел меня убить, – он удивился, что смог сказать целую фразу.

– Опишите мне его лицо, а я нарисую, я сумею. Зовите меня Галя.

Она и правда, хорошо рисовала. С его слов у неё получился довольно точный карандашный портрет злодея. Потом, с его же слов, нарисовала портреты девушки и проводницы. Боясь, что яркие впечатления от сна быстро исчезнут, как бывало не раз, он, торопясь, стараясь говорить чётче, попытался передать ей то, что с ним случилось в тот день. Она слушала и запоминала. Он изнемогал от напряжения, но, в то же время, ему казалось, что он сбросил с души уже второй камень из той глыбы беспамятства, что давила на него, не давая ему жить – своё имя и убийцу.