Андрей Куршин - Записки пьяного фельдшера, или О чем молчат души

В этот день я как никогда нуждался в здоровье – меня скрутил гайморит. Гайморит – это такое неприятное состояние, когда носовые пазухи наполняются гноем, температура держится в районе тридцати семи-восьми градусов и в итоге невозможно даже наклонить голову из-за невыносимой головной боли. Я же пошёл ещё дальше: запустив болезнь, я не мог даже жевать – любая нагрузка на верхнюю челюсть отдавалась сильнейшей болью. Весь самоназначенный курс лечения проходил как будто мимо. О больничном не было и речи: у меня две работы, и на обеих – нехватка персонала, к тому же, до определенного возраста мысли о здоровье успешно замещаются мыслями о ещё не заработанных деньгах, что не позволяет пропустить ни дня. Одна мысль о том, что на следующий день, придя с работы, я не упаду на кровать, а пойду на вторую работу, которая ни разу не связана с медициной (ведь нужно где-то зарабатывать нормальные деньги, правильно?) уже вызывала рвотные позывы. Однако отказываться и искать замену было уже некогда. Вы не понимаете, куда я клоню? Просто хочу объяснить, к чему рассказал о диалоге с Лидией Павловной и гайморите: на следующее утро, после не особо сложной на вызовы ночи, я проснулся совершенно здоровым. Легкий насморк не в счёт. Понимаю, что дело в наконец-то начавших действовать лекарствах, но и слова старушки долго не выходили у меня из головы. Зацепило.

На самом деле, во время работы на скорой помощи цепляет масса вещей. Например, я до сих пор не перестаю удивляться неустойчивости человеческой жизни, а именно: вот вроде бы живет человек, заботится о своем здоровье, бережет сердечно-сосудистую систему – не пьет, не курит, а потом – раз! – в один миг он синеет, и всё: мгновенная смерть от тромбоэмболии. И наоборот: человек, который, казалось бы, уже давно должен был уйти в мир иной – противится переходу и тем самым рушит пятую стену…

Обычно я не жму руки пациентам, но в этот раз все вышло иначе. Выпрыгнув из своего УАЗа и привычным жестом забрав у медсестры чемодан, я направился к дому, где меня встретил сын женщины, вызвавшей скорую помощь.

Изначально все пошло наперекосяк: я подошел к нему, а он протянул руку. Неосознанно. Так же неосознанно я её пожал. Как правило, я прохожу мимо такого панибратства, делая вид, что не заметил, однако, что конкретно повлияло на меня в этот раз, я сказать затрудняюсь.

Здесь стоит немного углубиться в анамнез (список заболеваний) той самой дамы, что нас позвала: ожирение, которое давно перешагнуло рубеж последней стадии, проблемы с легкими, сердцем, почками и вообще, проще найти и обозначить орган, по которому бы проблем у неё не возникало.

Так вот, осмотрев пациентку, я сделал выводы, а медсестра укол. После оказания помощи и категорического отказа ехать в больницу, мы с сыном пациентки вышли на улицу и остались наедине.

– Игорь, – зачем-то представился он.

– Андрей, – зачем-то представился я.

– Вот скажи, Андрюх, чего мне ждать? Когда начнется ж*па? – без обиняков спросил он.

Я задумался. Плохие новости всегда сообщать неприятно, но очень важно сообщить их правильно: чтобы и откровенно, и понятно одновременно. А это наука длиною в жизнь. Дважды выйдет, третий раз – нет. Иногда и того хуже. Один из плюсов работы не в мегаполисе – в отсутствии нужды держать язык за зубами. Моя премия настолько ничтожна, что, даже потеряв её в случае своего хамского или панибратского поведения, я не расстроюсь.

– Ж*пу вы пропустили, уже успешно стартовал п*здец, – ответил я, ловя ошеломленный взгляд собеседника. – Почему в больницу категорически не едет? Жизнь не мила?

Игорь замялся. Видно было, что настолько категоричный ответ неслабо его задел, но он стоически проглотил мою матерную колкость и нашел в себе силы ответить без агрессии:

– Да тут такое дело. Сын у неё есть ещё один. Брат мой старший, сорок два всего. Лежит в кровати два года. Рак мозга с метастазами. В последнее время совсем плох стал. Завтра поедет она к нему, попрощаться хочет на всякий случай, сам же видишь, какая. Боится не дожить.

Сказано это было тихо и как будто смущённо. Однако меня каждое слово разило набатом. Я чувствовал себя нашкодившим котенком, которого раз за разом тычут в учиненное им безобразие.

«Вот ты дрянь, – думал я, – заигрался в Бога в этом захолустье, получай же! Насмотрелся сериалов, начитался умных статей и думаешь, что знаешь всё?! А спросить мирно? А заранее? Умом не вышел? Так вали из медицины!»

Самокритика вкупе с совестью всегда были моими слабыми сторонами. В обыденности давить обе не составляло труда, но уж если не смог, то они били со всей силы.

Но как бы то ни было, и что бы ни происходило внутри моего сознания, вида я не подал. Самое первое правило медицины – не показывай свои истинные эмоции окружающим. Будет проще обоим. Проверено на практике.

Я молчал, он смотрел на меня. Я закурил, он зеркальным отражением повторил моё действие.

– Поступим так, – наконец, выдавил я, – завтра повезёшь мать к сыну. Как раз суббота. В воскресенье вечером вызови скорую помощь: в городе проще – там много больниц, не то, что здесь – одна, да и та под завязку забита. Там её точно положат. Но это обязательно, запомнил?

– Всё настолько плохо?

– Более того. Дальше будет только хуже. Она жива, пока жив её сын. Для старого поколения, да и для любого, в принципе, нет ничего хуже, чем умереть раньше собственного ребенка. Насколько бы взрослым он ни был. На данный момент у неё семимильными шагами развивается сердечная недостаточность. Если это состояние не урезонить вовремя, оно её убьёт. Причем весьма скоро – сердце не сможет тянуть ту нагрузку, которая на него свалилась. Понимаешь?

– Да, – прозвучал твёрдый ответ.

– Значит, понимаешь то, насколько важно положить её в больницу?

– Да, – не менее твёрдо.

– Тогда договорились. Если что – мы всегда рядом.

– Я понял. Спасибо, Андрей, – сказал Игорь, протягивая руку вновь.

– Не за что, крепись, – ответил я, отвечая на рукопожатие.

Идя к машине, я чувствовал себя побитой камнями собакой. Причем, если животным, как правило, достаётся незаслуженно, то я ждал этого камня в спину. Я жаждал его. В этот день я в очередной раз предал всё то, во что верил. Не все люди заслуживают черствости. Далеко не все. Я допустил ошибку, позволил себе судить о том, чего не знаю, и поплатился. Затягиваясь сигаретой в салоне, я поклялся, что этого больше не повторится.

Примерно через четыре недели мы пересеклись вновь. Она была ещё жива. Вопреки всем законам здравого смысла. В городе, у сына, она отказалась как от больницы, так и от вызова скорой помощи, и в итоге попала в нашу, районную, откуда её выписали за три дня до моего второго прибытия к ней на вызов.