Наталья Росина - В поисках своего ковчега

На следующее утро после грозы старик Арам спустился в долину. За ним, весело виляя хвостом, бежал рыжий пес Амо. На минуту старик остановился и снизу поглядел на своих овец, мирно пасшихся на поросшем сочной зеленью склоне. Не замечая хозяина, они спокойно жевали траву, поднимаясь цепочкой все выше по откосу и обратив свои головы к гребню горы. «Сегодня будет хорошая погода, – подумал Арам, – овцы спокойны». По их поведению он всегда угадывал, каким будет день. Вчера они держались кучкой ближе к долине, и старик знал, что к вечеру пойдет дождь. Однако он надеялся, что успеет отогнать овец до дождя, но гроза разразилась неожиданно быстро, и до смерти напуганные овцы гурьбой метались со стороны в сторону, не слушая пастуха. Ему еле-еле удалось привести свое маленькое стадо домой, однако двух овечек, всегда державшихся в стороне от других, он не досчитался и теперь спускался в долину в надежде их отыскать.

Лицо Арама, покрытое седой щетиной, было мрачным. Он уже обошел все ведомые ему расщелины, но нигде пропавших овец не обнаружил и хотел, было, возвращаться назад, как вдруг беспечно семенивший рядом пес громко залаял и побежал к каньону реки, словно почуял чужака.

– Амо, назад! – Приказал хозяин.

Однако Амо его не слышал и быстро несся вниз к реке, старик Арам, прихрамывая на правую ногу, едва поспевал за ним следом. У самой воды пес остановился и, повернув голову в сторону хозяина, жалобно заскулил.

– Что там, Амо? – Крикнул старик.

На берегу лицом вниз лежал человек, его длинные черные волосы разметались по камням, напоминая вороньи перья. Старик Арам опустился на колени перед распростертым телом и осторожно перевернул его на спину. Худое узкое лицо незнакомца с глубоко запавшими глазами было мертвенно-бледным, плотно сжатые полоски губ казались совсем бескровными. По клочкам мокрой одежды, прилипшей к костистому телу, Арам определил, что несчастный был монахом. Он приложил ухо к впавшей груди незнакомца и прислушался. Нет, не дышит. Старик поднялся на ноги и подозвал к себе пса.

– Пойдем, Амо. Нужно похоронить.

Пес еще раз подбежал к неподвижному телу, потыкался в него носом и, вильнув хвостом, последовал за хозяином.

Совсем скоро старик снова спустился к реке. Он решил перенести монаха на заброшенное деревенское кладбище и там захоронить. В разоренной османами деревне не осталось никого, кроме Арама. Ее жители один за другим покинули родные земли и разбрелись по всему миру, ища спасения от произвола басурманского. Обратно так никто и не возвратился. Арам взвалил на плечо бездыханное тело и, тяжело ступая, направился к деревне. Ширококостный и мускулистый, он был еще довольно крепок, несмотря на свой немолодой возраст. Выкопав неглубокую могилу, старик Арам присел на землю рядом с телом монаха, отхлебнул из баклаги небольшой глоток вина и заговорил, глядя куда-то за вершины гор.

– Прости, сынок, не знаю я молитв, чтобы за твою душу помолиться. Да Господь тебя и без них примет. Ты ведь праведником жил. Мой Сако одних с тобой годов был. Где он теперь? Жив ли? Схоронен ли где или коршуны клюют его мертвое тело?

Монах напомнил старику его сына. С горечью вспомнил старый Арам, как шел его Сако между двух вооруженных всадников, а за ним – целый отряд янычар. Они громко веселились, радуясь удачному походу, а их мешки распирало от награбленного добра. Сако оглянулся на отца с матерью, и янычар с обезображенным шрамами лицом стеганул его плетью по спине. Ничего не мог поделать бедный Арам, боясь навлечь еще большую беду на сына. Он только стоял и смотрел вслед басурманам, снова принесшим смерть и горе в деревню. А над долиной, зачуяв легкую добычу, уже кружились голодные коршуны. Один за другим они спускались на землю, и, шумно хлопая крыльями, делили кровавую поживу. От этих воспоминаний крупная слеза покатилась по обветренной щетинистой щеке старика. Арам, словно стыдясь своего горя, поспешно утер глаза и встал на ноги.

– Ну, хватит… пора.

Он поднял с земли легкое тело монаха, и его взгляд невольно упал на лицо несчастного. Оно казалось совершенно безжизненным, но в уголках сомкнутых глаз блеснули две слезы. Странно. Никогда он еще не видел, чтобы покойник плакал. Приложив ухо к его груди, Арам уловил слабое неровное дыхание. Оно было еле слышным, но все-таки тот дышал.

Две ночи подряд старик Арам не отходил от постели больного. Монах продолжал лежать все так же неподвижно, но щеки его слегка порозовели, а дыхание стало более глубоким. Теперь он выглядел крепко спящим, и черты его заострившегося лица приобрели более мягкие контуры. Он был красив той чистой и спокойной красотой, которая присуща лишь неискушенным мирской суетой праведникам. Старик подолгу смотрел на умиротворенное лицо монаха и в его линиях искал схожесть со своим сыном.

Очнулся Вахак только на следующий день, на рассвете. Открыв глаза, он увидел над собой потолок из толстых бревен, поддерживаемый четырьмя столбами. В скупом свете раннего утра, пробивавшегося косой полоской через небольшое отверстие в потолке, убогое жилище с закопченными балками и стенами выглядело необитаемым и угрюмым. Всю мебель составляли лишь две покрытые овчиной деревянные скамьи, большой кованый сундук и почерневший от времени широкий дубовый стол. Дремавшая на полке домашняя утварь казалась нетронутой. В углу на куче овечьих шкур пылились старые жернова. И только тянувшаяся вверх от печи к отверстию в потолке слабая струйка желтоватого дыма, свидетельствовала о том, что жилище обитаемо. Вахак, не понимая, как он здесь оказался, лежал в тишине и ждал, не явится ли кто. Вскоре за дверью послышались тяжелые шаги, дверь отворилась, и появился старик с охапкой хвороста. Увидев, что больной пришел в себя, Арам не смог сдержать радости, и широкая улыбка осветила его скулистое, всегда угрюмое лицо.

– Ожил, слава Богу, – сказал он, сваливая хворост у двери, – а то я чуть было не похоронил тебя, отче.

Вахаку хотелось узнать все, что с ним произошло, однако он был очень слаб для того, чтобы спрашивать. Старик, словно поняв это, подошел к больному и, легонько похлопав его по плечу, дал понять, что тревожиться ему не о чем.

– Сейчас травок заварю… нужно силы возвратить, а уж вопросы все потом будут.

Он приготовил крепкий отвар из горных трав и, придерживая голову больного, заставил того сделать несколько глотков. Горьковатая ароматная жидкость разлилась приятным теплом по измученному телу Вахака, и он, бессильно откинув голову на подушку, погрузился в глубокий сон. А к вечеру у него обнаружился сильный жар. Больше недели находился монах между жизнью и смертью, и только на девятые сутки почувствовал, что недуг отступает.