Наталья Росина - В поисках своего ковчега

Ему не хотелось больше ни о чем думать, он смотрел в окно, сравнивая увиденное с сохранившимися в памяти картинками из открыток его детства. Эти узкие улочки с разноцветными яркими фасадами старых домов, маленькими пекарнями и кондитерскими, винными погребками, кофейнями и закусочными, лавками кустарей-ремесленников – здесь будто бы все засело еще в прошлом веке. У Крона вдруг появилось странное ощущение, что он уже когда-то бродил по изгибам этих улиц в какой-то другой жизни. И всего того, что он видел сейчас вокруг себя, не было на открытках, да и вообще никаких открыток не существовало. Была какая-то другая жизнь, и он уже когда-то умирал, а потом снова появился. Его мозг ничего не помнил и не мог помнить, но это была какая-то совершенно другая память. Ему почему-то казались знакомыми и эти прохладной голубизны дома с аркадами, здания с химерами и мифическими существами разных мастей, стройные колокольни и благородные арки каменных церквей, которые в действительности никогда не имели к нему никакого отношения.

Но вот такси вынырнуло из лабиринта старых улочек, пропахших кофе и свежей выпечкой, и перед глазами Крона открылся совершенно другой город с небоскребами и причудливыми роскошными зданиями. Они выпячивались среди разноцветных обветшавших домиков с решетчатыми балконами, словно старались перещеголять друг дружку своей замысловатостью. Это выглядело немного нелепо, так же нелепо, как и его теперешнее положение.

Будучи по натуре идеалистом, он всегда стремился приноровить свою жизнь к своим представлениям о ней. Все что выходило за рамки того, «как должно быть», казалось ему ненормальным и бессмысленным. В свои сорок лет Крон жил бобылем, поскольку ни одна из женщин, которых он когда-либо знал, не подходила под его представления об идеальной спутнице. Он относился к тем натурам, которые, любуясь чудесно цветущим растением, будут глубоко разочарованы, когда со временем не обнаружат на нем таких же чудесных плодов. Если он и влюблялся, то влюблялся в созданный им самим же образ совершенной женщины, а потом долго и мучительно переболевал разочарованием. Разочарований в его жизни было гораздо больше, чем того, что вызывало в нем удовлетворение. Все что случилось с ним теперь, начисто разрушило всю его реальность. В его сознании наступил обвал. Он всю жизнь старался жить правильно, не нарушая установленных им же самим правил, но вдруг попал в совершенно другую, грубую действительность, где его идеалистические законы не работали. И теперь все его прежние идеалы были, как ему казалось, одной большой ошибкой. Он старался больше об этом не думать, но мысли сами лезли в голову, едкие, надоедливые. Крон пребывал в полном замешательстве. Впервые в жизни он поступил против своих же правил «как должно быть», и все вокруг в его новой реальности выходило за эти рамки. Выпрямившись на сиденье, он старался больше ни о чем не думать. Картинки за окном его больше не занимали. Он чувствовал себя измотанным и до смерти уставшим.

Такси проехало мимо огромных шикарных отелей с просторными террасами, барами и ресторанами и, наконец, подкатило к небольшому двухэтажному домику с белым фасадом и двумя низкорослыми пальмами у входа. Внутренний дворик, густо засаженный тропическими растениями и экзотическими цветами, выглядел довольно ухоженным. Крон расплатился с таксистом и направился к дому. Прямо у входа его встретил крепкий мужчина лет пятидесяти с широкой улыбкой радушного хозяина. Он провел гостя на второй этаж и показал ему небольшой номер с одним узким окном и совсем тесной душевой. Обстановка была самой простой: столик, кровать, прозрачная занавеска. Да, раньше ему приходилось останавливаться в более комфортных отелях, но в теперешнем своем положении он не мог себе позволить никаких излишеств. Этот, по крайней мере, был чистым и, что важно, недорогим.

Бросив в угол сумку, Крон растянулся на широкой удобной кровати и почувствовал, как приятно заныло его расслабленное тело. Снова вспомнился заброшенный дом со сбившимся грязным матрасом на полу. На тот момент он был рад и такому ложу. Как все относительно, подумалось ему. Он не знал, сколько времени проспал тогда, изнуренный и обессиленный, свернувшись, как пес, калачиком на неудобном матрасе. Проснулся от сильной жажды, невыносимо хотелось пить. Провел еле шевелившимся языком по потрескавшимся губам, ощущая их неприятную сухость. Приподнялся, сел, опершись спиной о стену, еще слабо соображая, где находится. В голове шумело, как в водосточной трубе, и адски болела рука. На матрасе темнело пятно крови – рана все еще сочилась. С трудом преодолевая боль в руке, поднялся на ноги. Через мутное оконце едва пробивался дневной свет, слабо освещая заваленную всяким старьем комнату. Брезгливо поворошив ногой кучи хлама, он не обнаружил ничего для себя полезного. Только в уголке выдвижного ящика старого, завалившегося на одну сторону, шкафа валялся полупустой пузырек йода. Осторожно вытряхнув на рану остатки жидкости, и обмотав руку большим лоскутом со своей рубашки, он, пошатываясь, вышел на улицу. Чувство реальности с трудом возвращалось к нему. Скорее всего, в тот момент он движим был только инстинктом самосохранения. В голове не было совершенно никаких мыслей. Он бродил среди дачных домиков в поисках еды и питья. В одном из вагончиков, переделанных под домик, он нашел три мужские рубашки, старые, но вполне пригодные, и джинсы, почти своего размера. Там же он нашел несколько женских вещей, мягкая ткань которых могла бы послужить перевязочным материалом. Его следующая находка была просто спасением. Позади одного из участков виднелась протоптанная дорожка, ведущая в заросли камыша. Вода! Там должна быть вода! Он почти побежал туда, спотыкаясь и путаясь непослушными ногами в длинной траве. Снял с ног тяжелые берцы, чтобы не застрять в них в болотце, положил их на сухое место вместе с вещами и полез в камыши. Родник бил прямо из-под земли, образуя небольшое озерцо с чистой и прозрачной водой, заросшее по краям густой осокой. У его кромки был сделан помост – видно источником пользовались и в свое время ухаживали за ним. Он лег на помост животом и жадно припал ртом к воде. Он пил и не мог напиться. Набирал воду в рот и долго держал ее там, чтобы почувствовать этот необыкновенный вкус, вкус жизни. Только благодаря этому роднику, он тогда и выжил.

И теперь лежа на пахнущих свежестью простынях, вдали от безумия всего происходящего, он испытывал блаженное чувство спасения, наподобие того, что он испытал там, у родника, жадно припадая губами к живительной влаге. Он почти уже успокоился и погрузился в приятную расслабленность. Почти…. Одна назойливая, до крайности неприятная мысль, которая возникала время от времени, и от которой бросало в жар, снова мелькнула в его голове, как короткая вспышка. Он, Крон, убил человека! Вспомнились испуганные глаза мальчишки, который за свою короткую жизнь не успел понять, что есть добро, а что – зло. Вспомнив это, Крон снова почувствовал ужас и отчаяние. Он не хотел этого. Он не хотел никого убивать. Наверное, и тот парень тоже не хотел убивать женщину. Какое-то роковое стечение обстоятельств. Какое-то умопомрачение. Зло было вокруг него и в нем самом.