Наталья Анатольевна - Бардо

Ночью, я старалась не слушать звуки. Я даже затыкала уши. Это было со мной с раннего детства. Я боялась гулких, неприятных, мучительно дребезжащих звуков, которые были повсюду, но предназназначались только мне, они отличались от всего того, что слыщали другие люди, их воспринимала только я. Моя голова походила на антенну, она ловила то, что было другим совсем неслышно. Эти звуки всегда шли откуда-то сверху, из глубины ночного черного неба. Они походили на скрежет чего-то огромного и металлического, что неловко, кое-как, поворачивается где-то в космосе. Это Что-то летело мимо, но мне всегда казалось, что оно затормозит и упадет прямо на меня. Раздавит. Уничтожит. Чем больше я боялась, тем быстрее оно приближалось. Звуки усиливались, тяжелых страшных обьектов становилось все больше, они все искали меня. Они все гудели. И все хотели на меня упасть. От них было не спрятаться. Мой мозг разрывался от этой какафонии. Гул в голове невозможно было заглушить. Потом, вдруг, с неба опускалась тишина. Очень короткая. Подозрительная. Пустая. Она обволакивала меня коконом, чтобы я не могла двигаться. Чтоб мой мозг вконец отупел. Стал замороженным. Заледеневшим. И вот страшные звуки приходили вновь. Я дрожала от ужаса. Меня охватывала паника. В ушах опять начинало звенеть, гудеть, только быстрее, громче, звуки повторялись эхом в каждой клетке мозга, настраивая его на определенный лад. Среди них, долго прислушиваясь, дрожа от страха, я улавливала шепот. Это был шепот странного, старого, невидимого никем существа, сидевшего в бездне черного неба, говорившего очень тихо и невнятно, но слова его, все-таки, угадывались и очень пугали. Слов было мало, они то растягивались, то проглатывались, сливались, распадались, начинали быстро бегать, катались, как бусинки. Они гудели, шуршали, звенели. И повторялись. Настойчиво. Монотонно… Сейчас, я еще больше боялась этих слов. Я разревелась. Еще немного, и мне станет по чесноку хреново. Где Виктор? Что с ним? Может, он тоже, слушает этого дядьку?

Виктор, матерясь, вышел из бара. Он долго плевал в лужу, потом снял ботинки и уселся на асфальт, поджав ноги. Он смотрел на меня, не узнавая.

– Только не думай, что смотаешься, – промычал Виктор. – что, уже нереально захотелось к малолетним придуркам? Все несовершеннолетние ублюдки города живут за твой счет!

Он опять плевался, сморкался, икал.

– А знаешь ли ты, озабоченная стерва, что такое чистый непорочный мальчик? Мне это понять трудно! А тебе еще труднее. Ты совратила всех школьников в городе! – Виктор хихикнул, – Ты, любительница первоклассников, ты проводила ночь с настоящим мужчиной? В постели лежала с мужчиной, спрашиваю? Так, чтоб всю ночь, не смыкая глаз. Но только, чтоб ночью все было видно, и слезы, и улыбки, и блеск в глазах. Не тело чтоб видеть, а лицо! Лицо, которое помнишь всю жизнь. Потому что оно пугает! Страшно, сильно пугает! Вызывает в тебе страх! Нереальный ужас! Так, что хочется орать! Вопить! В твоей жизни было такое лицо? Куда тебе! Проведи ночь с мужчиной, богатая дура! – То ли его мутило, то ли уже вытошнило. Он морщился, будто вспоминая что-то важное. Мне нестерпимо хотелось в туалет, я сняла трусы и присела на корточки, за лестницей в подьезд. Я слышала, как Виктора тошнило. Мне захотелось спать, глаза слипались, меня опять мутило, я долго искала трусы, потом так же долго их надевала. Виктор пил из горлышка виски, снова плевался.

– Очухалась, корова? Ты пользуешь мальчиков, потому что боишься таких, как я! Я для тебя слишком сложный! Со мной надо хоть иногда включать мозги! А не тупо открывать рот!

Прошло полчаса. Мы никак не могли дойти до его машины. Мы уходили и возвращались. Останавливались, как вкопанные, куда-то бежали, гоготали. Наконец, Виктор опять уселся на землю.

– Вам незачем было превращаться в женщин. Охрененная мистификация! Нереальный развод! Вы всегда врете, и прежде всего, себе. Вам кажется, что вы – возвышенные натуры, вы ждете неземного наслаждения! Все это чушь, вы и понятия о нем не имеете! Примитивные самки! Якобы, женщина умеет тонко чувствовать! Это бред! Бредовей вообще ничего нет! Ты – самая бесчувственная корова!

Он опять захохотал. Потом, стал показывать средний палец всем проезжающим мимо машинам.

– Ты- давалка! Охрененно соблазнительная давалка! Ты так глупа, что думаешь, что кому-то нравишься. Ты мне нравишься, верно! Ты, конечно, красавица! Я пускал по тебе слюни! Что за фигня! Глупей ничего нельзя придумать! И ему ты понравишься, как и прочим, у которых штаны спереди рвуться, как они тебя завидят. Это не счетово! Это физиология! Ты это поняла? Я расскажу тебе правду о физиологии!

– До кучи, твое откровение о физиологии? Теперь, я слушаю внимательно!

– Заткнись!

– Когда ты расскажешь о физиологии!

– О твоей? Или, о моей? Я не собираюсь откровенничать. Я выпендриваться не умею. Я бездарен! Я не талантлив! Обломайся, бабушка! Твоя физиология уже на исходе! Пора покупать спецпрепараты в аптеке! Запасись заранее! Я люблю это делать сам с собой! Мне не нужна женщина! Я хочу любить самого себя! Прямо сейчас, вот здесь, вот в этой хреновой подворотне. Потому что я – самый классный! Я великолепен, безупречен! А ты стой и жди, со своими куринными мозгами, может, я позову тебя, если все-таки сам не смогу управиться. Стой и слушай! Но не подглядывай! Я стесняюсь!

Виктор, и правда, завернул в подворотню. Горячий ночной ветер доносил до меня шум города. Он пульсировал, звенел, ревел. Голова все еще плыла. Я посмотрела на звезды. Сейчас, мне хотелось, чтобы оттуда донесся смех, может там жил кто-то, кто наблюдал именно за нами, и кому стало бы весело от увиденного, кто хотя бы смог оценить всю эту великолепную белеберду. Но небо молчало. Может, там все уже спали? Может, такие конченные психи, как мы, все-таки совсем не интересны? Может, тамошние психи круче?

Я хохотала, как сумасшедшая, вспоминая эту историю. Даже Варвара хохотала, хохотала даже Натали, хотя она вряд ли что-то поняла.

Я пришла к Варваре утром. На этот раз, я почти час простояла в подьезде, прежде чем подняться. Голова болела, меня тошнило. Я вспомнила, как выносила тюки с гнилыми, дурно пахнущими, бинтами и ватой, как долго замывала полы и таскала ведра с кровавыми ополосками. Как тряслась от страха, что меня могут узнать, и то и дело оглядывалась на улицах, мечтая спрятаться в чьей-нибудь пустой квартире и провести там всю жизнь, никуда не выходя и никого не видя, питаясь сухими, не сваренными макаронами, взятыми из темной незнакомой кухни. Воспоминания резко вернулись, страхи тоже. Они стали даже стали сильнее, глубже. Мне опять хреново! Мне ничего не помогает. После облегчения наступает рецидив. Значит, мне будет все хуже и хуже! Я окончательно загнусь, спасти меня может только тот мальчик, красивый мальчик, которого я все еще не нашла.