Ярослава Казакова - Дорогами Карны. Повесть-сказка

Всё бы ничего, но у коллеги Степаныча через несколько месяцев открылся дар предвидения. Причём, он мог предсказывать не какие-то там свадьбы и похороны, а глобальные события. Так, он предсказал Карибский кризис 1962 г., затем чехословацкий мятеж против СССР в 1968 г. Не обошёл он своим вниманием и убийство Дж. Кеннеди, и войну, развязанную Штатами во Вьетнаме.

В те времена такого не приветствовали. Его несколько раз вызывали на допросы в КГБ, сотрудники в штатском дежурили у несчастного под окнами, но слежка не дала результатов – историк был чист, как стёклышко. Последней каплей для «органов» стало предсказание о покушении на «дорогого Леонида Ильича».

Дяденьку упекли в психушку, где он вскоре скончался от необъяснимой болезни. Тело выдать родственникам отказались и дали понять, что если те поднимут шум, будет ещё хуже. Для покойника хуже уже не сделаешь, но у него полно живых родственников, так что, сами понимаете.

Всё это не внушало мне оптимизма. Моё материалистическое сознание требовало рациональных объяснений. Возможно, тот человек был слегка «не в себе» от рождения, либо увлекался какими-то древними культами, вот, «кукушка» и слетела.

Ответ Степаныча на мои предположения был резко отрицательным. Мужчина был адекватным, здравомыслящим, не верил в потусторонние силы и даже легенду о том мече услышал уже после того, как нашёл тот самый роковой клинок. Кстати, меч изъяли люди в штатском якобы для изучения его военными специалистами их исторического отдела. Больше его никто не видел, и нигде этот клинок не «всплывал».

В ту ночь я так уже больше толком и не заснула. Глядя в потолок, анализировала события последних недель и приходила к всё более неутешительным выводам.

На мой робкий вопрос о том, что думает Степаныч о природе видений своего покойного приятеля, тот вначале замялся, а потом долго рассуждал о том, что, несмотря на все достижения современной науки, мы ещё далеко не всё знаем о нашем мире, что этот мир гораздо сложнее, чем нам кажется. Принялся пересказывать мне теорию Вернадского о ноосфере, которую я слышала от мамы ещё классе в 8-м.

По его разумению мозг приятеля заработал в какой-то новой плоскости, и он смог получать информацию из других слоёв реальности. Я чуть опять не уснула под его рассуждения, и задавать вопросов больше не стала, мне всё с ним было ясно. Неясно лишь одно: что послужило «спусковым крючком» для открытия «сверх способностей»? Неужели контакт с реликвией?

Мои мысли вернулись к кургану Дубравки, и воображение отчётливо нарисовало его. Закрыв глаза, я попыталась мысленно воспроизвести каждую деталь – прерывистый шелест ветра, заполошные крики птиц, медвяно-горькие запахи трав, цвет неба и предзакатных облаков, медленно ползущих друг за другом. Я словно бы очутилась там снова.

Стоя на значительном отдалении от холмика, которого уже не существовало в реальности, я боковым зрением уловила какое-то движение. Резко повернув голову, я ничего там не увидела.

Медленно, словно бы исподволь, меня начал охватывать тот зеленовато-чёрный, холодный ужас, и я зажмурилась. Открыв глаза, я чуть не закричала. Прямо передо мной, шагах в пятнадцати, стояла девушка в одеянии бордово-пурпурного цвета наподобие того, что носили древне-римские воины, но длиннее. Хоть она и смотрела прямо на меня, лица её я не разглядела. Зато хорошо рассмотрела тёмно-русые, длинные волосы. Ветер трепал их, словно войсковое знамя. У меня в тот момент не было никаких сомнений в том, кому они принадлежали.

– Дубравка! – Крикнула я, что было силы, но из горла рвалось только слабое шипение.

Прокашлявшись, я попыталась крикнуть вновь, и снова ничего не вышло.

Страх мой почему-то испарился. Мне начало казаться, что я непременно должна докричаться до девушки, иначе произойдёт что-то непоправимое. Набрав побольше воздуха, я приготовилась крикнуть ещё раз, но тут произошло нечто совсем уж непредвиденное.

Слух мой неожиданно резанул чей-то совершенно дурацкий смех. Девушка плавно растворилась в воздухе, а перед глазами снова возник не очень ровный, белый потолок моей комнаты. Окно было по случаю жары распахнуто и днём, и ночью, в него задувал лёгкий предрассветный ветерок, и вместе с желанной прохладой в комнату врывался пьяный хохот соседа и его собутыльников.

Видимо, благоверная дяди Жени уехала к родителям, а он, как всегда, устроил по случаю её отъезда свою «фирменную» попойку. Обычно они с приятелями дули своё пойло всю ночь, а к утру их начинало тянуть на разговоры и свершения. Вот, и сейчас, сгрудившись у нашего общего забора, мужики живо обсуждали пьяными голосами какую-то глобальную проблему, связанную со стареньким «Запорожцем» гостеприимного хозяина и периодически кого-то из них раздирал припадок идиотского хохота. Да, уж, действительно обхохочешься. Они бы ещё к дырявому тазику мотор приделали – и вперёд, к звёздам!

– Нахалы! – Вклинился в пьяный разговор злой, писклявый голосок. – Нормальным людям спать не даёте совсем! – Это моя маман в очередной раз воспитывала пьянчуг.

Как ей охота? На меня в таких случаях наваливалась апатия, и возмущаться я могла только про себя, да, и то как-то вяло.

– А те чё надо? – Ответил ей обладатель того самого дурацкого смеха. – Те чё, не налили, что ль, орёшь ты тут ни свет, ни заря? – Снова приступ безудержного веселья.

– Женя, если ты сейчас же не уймёшь своих друзей… – Многозначительная пауза.

И мама, и сосед знают уже, что за этим последует. Дальше матушка пригрозит рассказать всё его жене, тот по сюжету дико испугается, уведёт друзей в дом, а поздним утром, едва разлепив глаза, притащится с букетом самых лучших цветов из своего сада (тазиком абрикосов, ведром груш или чего ещё в зависимости от периода времени). Только бы мать молчала.

Потом, расставляя в вазочке цветы или поедая вкуснейшие фрукты (соседские всегда вкуснее!) мы со смехом обсуждали жизнь этой странной семьи. Папа делал вид, что ревнует маму к соседу, та, зардевшись, отмахивалась. В общем, было здорово, и с нами был папа, а сейчас…

Из глаз неожиданно полились слёзы. Раньше я думала, что выражение «слёзы в три ручья» – метафора. Сейчас убедилась в обратном.

Мать всё переругивалась с гостями соседа, но я уже ничего не слышала. Мне было всё равно. Боль затопила меня и, пытаясь найти выход, хлестала горячими струями из моих глаз. Я не успевала вытирать эти струи, такими они были обильными. Через несколько минут я уже умывалась своими слезами.

«Как же так? О, Боги, как же так?! – Стучало в моём раздербаненном на части мозгу. – Я так хотела сестрёнку или братика, но этот ребёнок отнял у меня папу! Как же так? Ну, как же это так?!»