Александра Глазкина - Лавандовое сердце

Скрывая смятение, я опустилась на колени и осторожно провела пальцами по хрупкой на вид веточке. Узкие листья легонько покалывали кожу.

– На розмарин чем-то похоже, – осенило меня.

– Неудивительно, они ведь родственники, – улыбнулось хозяйка.

Я недобрым словом помянула Селесту. Похоже, я на каждом шагу буду позориться, ведь каждый мой вопрос говорит о том, что в цветоводстве я – полный профан!

– Не переживай, деточка, – сказала вдруг пани Ханна, словно подслушав мои крамольные мысли, – всему тебя научу, все освоишь, все поймешь. Главное – это старание, а я вижу, тебе его не занимать!

Интересно, как она это видит? И, похоже, верит в меня больше, чем я сама. Уходя, я оглянулась. Неужели летом я увижу здесь фиолетовое море? Теперь понятно, почему ферма называется «Лилла» – хвала сиренево-фиолетовой гамме.

– А когда лаванда зацветет?

– В южных краях она начинает цвести в конце июня и почти до середины августа. У нас меньше. Лавандовый месяц – июль. Если повезет, и тепло продержится долго, то новые кусты зацветут второй раз – в сентябре, но это случается редко.

– И с чего начинать? – спросила я в спину пани Ханне.

Она развернулась, приставила козырьком руку к глазам, глядя на укатывающийся к западу шарик солнца.

– Погоду обещают ясную, так что завтра приступим к обрезке.

Когда мы шли обратно к дому, она продолжила объяснять про цветы. Оказывается, она выращивала не все подряд – лишь те цветы, что хорошо сочетались с лавандой в букетах. Астранция, клематис, лимониум, эустома. Господи, я даже не представляла, как выглядит все вышеперечисленное! И как я саженцы от сорняков отличу, когда начну грядки полоть?

– Если честно, – говорила хозяйка, – мне монобукеты больше нравятся, ну или, на крайний случай, в сочетании с колосками, но все любят разнообразие…

– А розы? С розами лаванда тоже сочетается? – я как раз налетела на колючий куст и обрадовалась, что хоть одно растение смогла распознать.

– Смотрится красиво, но сочетание ароматов выходит слишком насыщенное. От такого букета через пару часов может голова разболеться.

Я вздохнула. То есть, мне еще и искусство флористики придется осваивать? С одной стороны, мне было интересно узнать о совершенно новом деле, да еще связанном с такой красотой. С другой, я все больше чувствовала себя самозванкой. Чтобы помыть полы или тарелки – особого уменья не надо, да и работу официантки я освоила достаточно быстро, пусть по первой и путала названия блюд. Но здесь… Земля и все, что на ней растет – живое, она не потерпит фальши. Я вспомнила слова Бланки и распрямила плечи. Нет, я не я буду, если не справлюсь! Я осторожно отцепила края шарфа от розовой ветки, и вслед за хозяйкой вернулась в дом.

4. За меня решает чувство самосохранения

Пани Ханна провела меня по коридору в небольшую комнатку. Я уже заметила, что убранство в ее доме было старомодным: добротная деревянная мебель, плетеные коврики на полу, и никакой техники – ни визора, ни комма, ни даже радио. И теперь я подумала, что если она такой приверженец старины, то меня ждут, прости господи, удобства во дворе, но хозяйка рассеяла мои сомнения, показав, что комнатка – смежная с крошечной, но настоящей ванной.

– Располагайся, отдыхай, если что нужно, спрашивай. Ужинать будем в шесть, – сказала она и, отметая мои предложения помочь с готовкой, ушла.

Я опустилась на кровать. Я чувствовала себя, скорее, гостьей, чем работницей, и не в первый раз подумала, что пани Ханна явно одинока и нуждается больше в собеседнице, чем в помощнице. В этом ее сын угадал – пожилой женщине приятнее будет общество другой женщины, чем компания великовозрастного, вечно занятого сына, который, наверное, слишком напоминает хозяйке ее покойного мужа. А напоминаний и так было предостаточно. Пока мы обходили двор и дом, хозяйка не уставала вспоминать, как ее Адусь при своем кабинетном образе жизни, был все же на все руки мастером. И отопление в доме сделал, чтобы не приходилось в каждой комнате камин растапливать, и мастерскую для «лавандовых дел» оборудовал, и новый способ просушки подсказал. Мне было очень жаль пани Ханну – чувствовалось, что ей очень не хватает мужа, и я прониклась сочувствием. На фоне чужого горя собственные сердечные проблемы казались совсем незначительными.

Мой темный, практичного шоколадного цвета чемодан в этой комнате выглядел чужеродным организмом. В четырех стенах торжествовало белое, розовое и кружевное, словно меня засунули в середину торта. Возможно, в глянцевых журналах подобный интерьер сочли бы очаровательно винтажным, но мне стало не по себе. Интересно, как отреагирует хозяйка, если я посвоевольничаю? Я прошлась по комнате, аккуратно сгребая многочисленных фарфоровых пастушек и котиков, вязаные салфетки и крошечные ароматные саше в форме сердечек с вышитыми веточками лаванды. Поле меня впечатлило, но запах лаванды я не любила. Он считается успокаивающим и способствующим хорошему сну, но меня этот густой запах всегда будоражил, вызывая непонятную истому.

Потом я засунула все это добро в ящик тяжелого старинного комода. Поколебавшись немного, сняла с комода несколько фотографий в рамках и сунула их туда же. Если пани Ханна заметит, всегда смогу объяснить ей, что хотела облегчить ей переживания от утраты мужа. На самом же деле мне самой не было никакого удовольствия смотреть на незнакомые лица, на историю чужой, наверняка счастливой жизни – иной жизнь здесь на ферме, мне не представлялась.

Напоследок я бегло пересмотрела фото: внушительная компания родственников на фоне лавандовых зарослей, застолья, семейные постановочные портреты. Интересно, кто из этих задорных пухловатых мальчишек со сбитыми коленками и щербатыми улыбками вырос в сердитого пана Матса? И куда делась остальная родня, судя по фото, довольно многочисленная? Впрочем, сказала я себе, задвигая комод, меня это совершенно не касается. Я тоже никогда особо не любила афишировать свою семейную ситуацию…

Но на освободившееся место (под вышитой салфеткой дерево комода оказалось вытертым и тусклым) я все же поставила фотографию маленькой смеющейся Бланки и картонную коробку, расписанную цветами, где хранила памятные вещи и украшения (к сожалению, дешевую бижутерию, а не фамильные драгоценности, которые можно было бы продать и приблизиться к заветной сумме).

С изголовья кровати я решительно сгребла подушки и подушечки, также расшитые цветами, и убрала их в нижний ящик комода. Для сна довольно одной, а вся эта деревенская красота мне ни к чему. Ну вот, теперь комната стала более пригодна для житья! Вещи из чемодана и рюкзака я быстро рассовала по полкам в шкаф, с каждым занятым сантиметром укрепляясь в пространстве, убеждая себя, что задержусь тут надолго. Запоздало подумала, что своевольничать в комнате – не самое подходящее для того, чтобы завоевать расположение хозяйки, от решения которой зависела моя судьба, но, думаю, ей в моей комнате делать совершенно нечего – она явно из тех, чья природная деликатность не позволяет нарушать чужие границы.