Вадим Кучеренко - Бегство

Послав мужу воздушный поцелуй, Анна вышла из дома. Утро было обычным для Санкт-Петербурга, серым и блеклым, под стать ее настроению. Моросил нудный дождик, который промочил ее до нитки, пока она добралась до художественного салона, в котором работала последние несколько лет. Салон был маленький и уютный, и работа ей нравилась. Анна продавала картины, в основном молодых малоизвестных художников, делая их модными, и они щедро платили ей благодарностью и любовью, пока были бедными, и забвением, когда деньги начинали течь в их карманы полноводной рекой. Она не обижалась, смотря на жизнь как истинный философ, и продолжала, подобно Сократу, брести по Санкт-Петербургу с незримым факелом в руке, отыскивая все новых и новых непризнанных гениев. Силы Анны питала любовь к искусству и мысли, что это придает ее жизни смысл.

В салоне в столь ранний час не было ни одного покупателя, и Анна сразу прошла в кабинет директора. Маленький рыхлый мужчина с изнеженными ручками и пухлыми пальчиками, унизанными перстнями с разноцветными камнями, встретил ее появление радостной улыбкой, которая сошла с его крошечных губ, как только Анна заговорила.

– Ты не понимаешь, о чем просишь! – плачущим голосом возопил он, словно взывая Анну к состраданию. – Работать некому. Мариночка в отпуске, Юлечка неожиданно приболела, позвонила мне вчера вечером. Кто будет продавать картины? Надежда была только на тебя, Анечка! И вот ты буквально вонзаешь мне нож в спину.

Но Анна, обычно неизменно уступавшая, на этот раз была непреклонна.

– А почему бы вам не тряхнуть стариной, Аарон Самуилович, и самому не встать за прилавок? – сказала она с улыбкой, желая подсластить пилюлю. – Всего на три дня. Продавать картины у вас получается не хуже, чем у меня. А за это я, как раб на галерах, буду работать все новогодние праздники и даже ни разу не пискну.

– Это святая истинная правда? – с сомнением спросил Аарон Самуилович, словно боясь поверить своему нежданному счастью.

– Клянусь мамой мужа, – вздохнув, сказала Анна.

Аарон Самуилович с сочувствием посмотрел на нее.

– Она опять приезжает и, как всегда, внезапно? – спросил он.

В их маленьком коллективе хранить секреты было невозможно, и все знали все о каждом. Анна молча кивнула. Глаза Аарона Самуиловича слегка увлажнились, словно он собирался заплакать. Но он сдержал свои эмоции. И деловито спросил:

– Куда бежишь на этот раз?

– В Москву, в Москву! – театрально заламывая руки, прокричала Анна, имитируя одну из чеховских сестер.

Аарон Самуилович махнул на нее рукой, то ли благословляя, то ли прогоняя. И Анна, послав ему воздушный поцелуй, вышла из кабинета, грациозно покачивая бедрами. Но, закрыв дверь, сразу сменила модельную походку на торопливый шаг. Главное дело она сделала, но оставалось много других, не менее важных. Ей надо было заказать номер в гостинице и билет на самолет, а потом пройтись по магазинам и купить новое платье, в котором она будет покорять Москву. Она опасалась, что может не успеть.

Они расставались на несколько суток, и в эту ночь Андрей, как заботливый муж, старательно исполнил свой супружеский долг перед их недолгой, но все-таки разлукой. Это была незапланированная ночь любви, вызванная скорее форс-мажорными обстоятельствами, чем потребностью в физической близости, и удовольствия она доставила обоим мало. В полночь они уже мирно спали, повернувшись, по обыкновению, друг к другу спинами и закутавшись каждый в свое одеяло. На личном одеяле в свое время настояла Анна, а Андрей, как обычно, не протестовал, несмотря на то, что в первые годы их брака он предпочитал засыпать, обнимая Анну. Но это мешало спать Анне, и он смирился. Впрочем, как и со многим другим в их семейной жизни, где первую скрипку неизменно играла Анна.

В аэропорту Анна позволила мужу поцеловать себя только в щеку, смущаясь присутствием множества других людей. Андрей не обиделся, он знал, что его жена, несмотря на свою эффектную внешность, очень скромна и даже стыдлива во всем, что касается внешних проявлений любви. Он долго махал ей рукой на прощание, даже когда она уже затерялась за спинами других пассажиров рейса Санкт-Петербург – Москва.

Время полета для Анны пролетело незаметно. Ее развлекал сосед, имеющий вид человека преуспевающего и очень самоуверенного. Это был молодой мужчина лет тридцати, в дорогом костюме и с массивными золотыми часами на худосочном запястье. Звали его Кирилл, что в переводе с греческого значило «властный, могущественный», о чем он сразу же сообщил Анне, знакомясь с ней. Кирилл был словоохотлив, но не слишком умен. Как только самолет взлетел, он, желая завязать разговор, спросил Анну, не боится ли она летать.

– Лично я чувствую себя намного увереннее на земле, – сказал он с таким видом, словно доверял ей великую тайну.

– А я бы хотела быть птицей, – взглянув в иллюминатор, в который были видны похожие на невиданных зверей и часто меняющие свой облик облака, сказала Анна. – Вить гнезда, растить птенцов, учить их летать. Но, наверное, тот, кто создал людей, не случайно не дал им крыльев и всего, что к ним прилагается.

Кирилл с удивлением посмотрел на нее, видимо, не поняв, какое отношение имеет к его вопросу ее ответ. Но это его не смутило.

– Вы были бы прекрасной птицей, – сказал он, думая, что делает ей комплимент. И, меняя тему, спросил: – Вы москвичка?

– Я бедная санкт-петербургская провинциалка, – сказала Анна. – И мне очень нужен Вергилий, который провел бы меня по всем кругам московского ада.

Намек был очень прозрачен. Как ни глуп был мужчина, но он понял его. Он достал визитную карточку и, удерживая ее двумя пальцами, протянул Анне.

– Позвоните мне, когда у вас появится желание прогуляться по Москве в чьей-либо компании, – сказал он. – И пусть меня зовут не Вергилий, но я ничуть не хуже его в определенном смысле.

– Заманчивое предложение, – сказала Анна, читая надпись на визитной карточке, золотую на черном фоне. Самым крупным шрифтом было набрано название банка, в котором Кирилл работал мелким клерком. – Я подумаю над ним на досуге, Кирилл. Да, кстати, забыла спросить – у вас есть дети?

– Двое, – ответил он после короткой паузы, словно преодолев искушение солгать. И с тревогой спросил: – Это что-то меняет?

Анна покачала головой.

– Не беспокойтесь, Кирилл. В Москве у меня будет всего три или четыре дня. И как минимум один из них – ваш.

– Обещаете? – настойчиво спросил мужчина, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Пообещайте мне!

– Будьте доверчивы, как птицы поднебесные, они ни сеют, ни жнут, а им всё дается, – ответила с улыбкой Анна.

– Это что-то библейское? – нахмурился Кирилл.

– Это из Нагорной проповеди, но не совсем дословно, – пояснила Анна.